«Верую, ибо абсурдно» – так высказывался раннехристианский богослов Тертуллиан. Эти слова можно назвать девизом Средних веков. Низкий уровень современных знаний был недоступен людям той эпохи, над интеллектом господствовали эмоции, поэтому уповали исключительно на Бога. Попробуем понять психологию средневекового человека и образ его мышления.
Младенец и общество
Западная социология полагает, что все народы Земли проходят одни и те же стадии развития общества, только темп их прохождения разнится. Некоторые индейцы Амазонии до сих пор живут в каменном веке, а развитые страны уже летают в космос. Критерием выделения этапов считается уровень развития технологий. Американский социолог Дэниел Белл определяет три стадии социального развития: традиционную, индустриальную и постиндустриальную. Традиционная стадия господствует сегодня в большинстве стран Африки, многих государствах Южной Америки и Южной Азии. Здесь преобладают земледелие, скотоводство и использование природных ресурсов. Индустриальный тип общества характеризуется освоенной природой – это ряд стран Европы и бывшего СССР. Постиндустриальный стадия начинает складываться лишь в последние десятилетия в таких странах, как США, Япония, и некоторые государства Западной Европы. Здесь упор делается уже не на природные ресурсы, а на обработку и хранение информации, научные достижения и технологический прогресс.
Социальный подход тесно связан с психологическим взглядом на общественное развитие. Многие авторы психодинамических направлений придерживаются теории о том, что любой социум проходит векторные стадии развития – похожие на этапы жизни человека: младенчество, детство, подростковый возраст, юность, зрелость и старость. Исходя из этой теории, ни одно общество на Земле еще не достигло старости и даже, возможно, зрелости. А вот младенчество и детство проходили (или проходят) все. Одним из таких «детских» периодов социума можно назвать Средневековье. Главный критерий этого – так называемое магическое мышление, свойственное как древнему человеку (и современным диким племенам), так и средневековому. Да что там древнему – магическим мышлением зачастую «мыслит» огромное число людей и в наши дни.
Такой способ мышления основан на убеждении, что человек может воздействовать на внешние события своими действиями, словами и мыслями. Зигмунд Фрейд в работе «Тотем и табу» пишет: «У примитивного человека великое доверие к силе своих желаний. Всё, что он совершает магическим путем, должно произойти только потому, что он этого хочет». Исследования показывают, что такое же убеждение есть у маленьких детей (поэтому их трудно убедить в разумности действий, если они противоречат желаниям) и многих взрослых.
Наименее выраженное проявление магического мышления – это сплюнутое через левое плечо или обычай садиться на дорожку. В более сильной форме оно проявляется в виде религиозного фанатизма и нетерпимости к другим взглядам. Поэтому встреча с магическим мышлением среди внешне взрослых людей происходит и сейчас. В средние века, при отсутствии научных знаний, это мышление, вероятно, было единственно возможным. Неудивительно, что для людей того времени определяющим понятием жизни была вера, а не интеллект.
Запрет на знания и аскеза
В более древние времена обстояли дела подобным же образом. К концу Античности, как и позднее, повсеместно верили в богов. Знакомство Рима с моралью восточных эллинистических государств сделало нравы более свободными, чем это было принято. Вседозволенность императора Нерона, сожительствовавшего с матерью, и Калигулы, лишившего девственности родную сестру, порождала разврат среди подданных. К концу правления Римской империи страна пребывала в упадке и тонула в проституции. Возможно, поэтому маятник качнулся в другую сторону – к крайней степени аскезы (многие исследователи полагают, что степень религиозности Средневековья была самой большой за всю историю человечества), садистической вере в Бога, ненависти к красоте и человеческому телу. Все эти черты характерны для эпохи Средневековья.
Это время омрачалось страшными пандемиями чумы, холеры и других опасных болезней. Заболевания беспокоили человечество с момента одомашнивания животных — источника многих заразных болезней — и образования первых крупных поселений, когда люди жили компактно и заражали большое число соседей. В XI веке наблюдается рост числа западноевропейских городов, а также начало крестовых походов в страны Восточного Средиземноморья. «Рыцари веры» привезли проказу из этих стран в родные края.
Медицина находилась в зачаточном состоянии, а предрассудки господствовали. Смерть, мучения и болезни стали обыденностью для средневекового человека. В таких условиях уповать он мог только на Бога, но помощь от него была не всегда своевременной. Поэтому приходилось утешаться тезисом о «неисповедимости господних путей» и «нелогичности» веры, которую нельзя и грешно познавать «скудным» человеческим разумом. Отсюда возник запрет на знания, с развитием которых яростно боролась Церковь.
При чем тут высокая температура
Вера в Бога характерна ранним формам социума по психологическим и объективным причинам: она помогает объяснить непонятное. Исторический реконструктор Павел Сапожников провел в 2013-2014 годах эксперимент в рамках проекта «Один в прошлом». Проект, не имеющий аналогов в исторической науке, предполагал восемь месяцев жизни на территории реконструированного хутора под условиями Древней Руси. У Павла не было ни современных приборов для обогрева, ни привычной одежды, ни лекарств. При болезни у него повышалась температура, и из-за невозможности ее сбить Павел попадал в галлюцинаторный бред.
Я осознавал, что происходящее ненормально, скорее всего, это неправда. Понимал, что находясь под стрессом, могу видеть галлюцинации. Анализировал все, сознавал, но всё равно боялся. Как человек XXI века, я мог осознать, что это галлюцинация. Человек из Средневековья, увидев видение, не смог бы понять, что это галлюцинация, так как понятия такого не имел. Он одухотворял происходящее, объяснял так, как умел: появление Бога, духа предков, божественного животного или кто-то вселился в шкурку коровы. Эти моменты стали основой язычества. Я понимаю его происхождение. В фильме «Один в прошлом» Сапожников рассказывает об этом. Очевидно, люди и в Средние века могли видеть подобные видения, принимая их за явления божества.
Кругом знаки
Известный средневековый историк Жак ле Гофф утверждает, что каждый человек в то время воспринимал мир и самого себя по-своему. Человек верил, что рядом с ним находятся ангел-хранитель и бес-искуситель. Не говоря уже о других демонах и божествах, которые окружали людей и проявлялись через различные символы, знаки и явления. Жизнь в атмосфере чуда была обыденностью: люди видели видения, переживали «чудесные» исцеления или сталкивались с происками сатаны.
Средневековый человек видел в окружающем мире отражение Священного Писания. Необычная рыба в сети – знак Христа, голубь на окне – символ Святого Духа. Черный ворон предвещал беду как символ греха. Расшифровать эти знаки – значит получить власть над судьбой, чего так не хватало средневековому человеку. Все видимые вещи он считал символами невидимых, небесных или темных сущностей.
Эмоции через край
Историки Люсьен Февр, Марк Блок, Робер Мандру, Жорж Дюби и другие исследовали психологию человека Темных веков. Большая часть исследователей считает, что средневековый человек был эмоционален и религиозно экзальтирован. Разум занимал у него последнее место: эмоции господствовали во всех сферах жизни, независимо от сословия. Вероятно, это связано с низкой степенью психологического и технологического развития общества, преобладанием магического мышления и трагическим фатализмом непростой средневековой судьбы.
Люди того времени, подобно слепым фанатам, вероятно, отличались маниакальностью в выражении чувств. В зависимости от ситуации, могли быть крайне одухотворены и восхищены чем-то, а могли отличаться высшей степенью жестокости и садизма – не только к другим, но и к себе. Крестовые походы – тому подтверждение: люди (и даже дети!) гибли во имя «освобождения гроба Господня», агрессивно насаждалась вера в других странах, происходили жуткие пытки и процессы над ведьмами. Повсеместный обычай публичной казни дополнял картину. Созерцание крови, смерти и убийств – то, что видели взрослые и дети, и одновременно то, в чем психологически нуждались.
Когда мир был моложе на пять веков, все жизненные события носили формы, очерченные куда более серьезно, чем сейчас. Страдания и радость, злосчастье и удача отличались гораздо более ощутимо; человеческие переживания сохраняли ту степень полноты и непосредственности, с которой поныне воспринимает горе и радость душа ребенка, – пишет в своей работе «Осень Средневековья» голландский историк Йохан Хёйзинга.
Смех сквозь слезы
Высокая чувствительность побуждала человека искать острых ощущений (хотя жизнь, казалось бы, и так их давала в избытке), поэтому люди старались наполнить свой мир яркими красками. Вероятно, поэтому средневековая живопись полна не реальных, а сказочных персонажей и, конечно, чувствами, основным из которых – страх небесной кары за прегрешения. Картины тех лет полны бушующих в человеке страстей и исполнены настолько сильным ужасом, что современникам он кажется гротескным. Между тем живопись играла роль не просто интересных картинок – она служила своего рода «библией для неграмотных», основной задачей которой было запугивание. Искусство в те времена считалось лишь средством донесения «слова Божия» до людей.
Исследователь средневековой культуры и философ Михаил Бахтин считал, что у средневекового человека была защита от чувства постоянного страха – смех. По его мнению, именно при помощи смеха люди тех времен в конце концов победили страх не только перед небесной карой, но и силами природы. Франсуа Рабле, великий французский сатирик, по словам Бахтина, был одним из «творцов» смеховой культуры Средних веков и авторов современной европейской культуры.
Несмотря на это, страха было много. Из-за массового ужаса средневековый человек не считал себя отдельным человеком, а частью общины, ради которой жил. Преимущество общего над личным проявлялось во всём – от церковной культуры до корпоративных объединений: рыцарских орденов, гильдий и ремесленных цехов.
Личность человека принадлежала уже сословию, а не роду. Место в жизни было определено «божественным провидением». Если родился крестьянином и бедняком – значит, так суждено, грешно пытаться что-то изменить. Стремление «быть как все» и кротость воплощали христианскую добродетель. Индивидуализм развивал «эгоистичное» стремление мыслить независимо, поэтому такой человек опасен для любой тоталитарной системы. Бытие сводилось не к проявлению черт личности, а к набору социальных ролей, которые зависели от общественного положения.