Оценивая события минувшего, оторвавшись от текущего момента, не всегда удается определить, чем одно из них отличается от окружающих. Почему именно Сталинградская битва считается поворотной точкой в ходе войны, а не какое-либо другое сражение, даже если оно, подобно Курской битве, превосходит его по масштабам? Почему Гитлер не допустил прорыва армии Паулюса из окружения под Сталинградом? Почему не удалось спасти армию Манштейну с помощью воздушного моста? И, наконец, какие просчеты, существенно затянувшее войну, были допущены тогда советским командованием – Ставкой?
Стандартные тексты, посвященные Сталинградской битве, нередко начинаются с утверждения о том, что это была важная победа советского народа, и далее следуют объяснения: «потому что…». Эти объяснения могут различаться: например, утверждается, что впервые в истории была окружена целая немецкая армия (и это действительно так). Или что Сталинград заставил Японию и Турцию отказаться от планов нападения на СССР (что не соответствует действительности). Потому что… впрочем, нет смысла продолжать перечислять все варианты. Остановимся на главном: все эти «потому что», даже если они и верны, недостаточны. Среди них отсутствует ключевое объяснение. Сражение у Волги действительно изменило ход Второй мировой войны — но не по одной из тех причин, которые обычно называют.
Отмечая 2 февраля, в день победы в Сталинградской битве, необходимо задать себе два важных вопроса. Прежде всего, стоит задуматься, почему именно Сталинград стал поворотным моментом в истории, а не Москва, Курск и другие сражения?
Почему день перелома в войне отмечается 2 февраля, если наступательные действия начались ещё 19 ноября? Что стало причиной затяжной наступательной фазы Сталинградской битвы, растянувшейся на 75 дней вместо запланированных нескольких недель, и как это повлияло на решение Сталина воздержаться от окружения других немецких армий в течение года? Этот фактор, к слову, оказал негативное воздействие на ход Второй мировой войны в целом.
Почему именно Сталинград?
Изучение немецких архивов, содержащих данные о потерях Вермахта, и советских документов, фиксирующих потери Красной Армии, позволяет наиболее точно ответить на вопрос о том, почему Сталинградская битва стала переломным моментом в войне. Важно отметить, что именно наступательная фаза битвы, проходившая с 19 ноября 1942 по 2 февраля 1943 года, имела решающее значение.
Давайте рассмотрим статистику потерь в Московской битве. В ней РККА потеряла потери личного состава, включающие убитых, раненых и пропавших без вести, достигли 1,8 миллиона человек. Вермахт — лишь 437 тысяч. А что насчёт Курской битвы? В общем, она не была лучше 750 тысяч советских потерь — а у немцев в несколько раз меньше.
Наступательная фаза Сталинградской битвы — 155 тысяч безвозвратных советских потерь и почти полмиллиона только безвозвратных потерь Оси. На тот самый февраль 1943 года, когда закончилась битва на Волге, в немецких документах есть и доселе небывалая цифра потерь танков — две тысячи за месяц (и да, без успеха Красной Армии под Сталинградом ее бы такой не было). Почему так получилось?
В сводках с фронта, будь то голос Левитана или Конашенкова, наступательные бои представляются схожим образом. Фразы вроде «Наши войска взяли Тундутовку…», «заняли Соледар» описывают, по сути, одно и то же. Однако «сомкнули окружение вокруг группировки противника» и «уничтожили ее» — это совершенно другие военные действия.
Во время обычных сражений, до тех пор пока фронт противника не будет прорван, его раненые в основном выводятся из зоны боевых действий. Поврежденная техника, такая как танки и артиллерийские орудия, также отправляется в тыл. Во время Второй мировой войны на каждого погибшего военнослужащего противника приходилось трое раненых, и современная ситуация мало чем отличается. На каждый уничтоженный вражеский танк — три подбитых, иногда они были списаны, но затем отремонтированы. Подобная ситуация наблюдалась и с вооружением, а также с авиацией (при неповрежденной линии фронта восстанавливали около трех четвертей поврежденных летательных аппаратов).
С момента прорыва фронта все понесенные потери становятся необратимыми. В ходе Сталинградской битвы окружение было установлено, что подтверждается советскими документами, включая допрос квартирмейстера окруженной 6-й армии фон Куновски, 248 тысяч ее солдат (а не 330 тысяч, как зачем-то писали в советской историографии). Да, десятки тысяч из них немцы успели эвакуировать по воздуху, но сравнимое количество доставили обратно по воздуху в котел — из числа выздоравливающих раненых. Почти четверть миллиона солдат врага в итоге из котла у Волги так и не вернулись. Да, примерно 20 тысяч из них, по тому же допросу, были бывшими гражданами СССР. Но и их потеря была для Вермахта в любом случае чувствительной.
После существенной дезорганизации на фронте каждый поврежденный танк в конечном итоге становится безвозвратной потерей. Восстановить боевую машину сложно, если вы отступили с поля боя: скорее это сделает противник, внедрив ее в свои ряды. Именно поэтому потери немецких войск в танках летом 1942 года были относительно невелики, а советские – значительны. Вермахт прорывал оборону и осуществлял окружение — и советские танковые подразделения редко оставляли за собой поле боя. В результате, в каждом сражении их потери увеличивались в три-четыре раза: каждый подбитый танк становился окончательно утраченным. Подобная ситуация наблюдалась и с артиллерией, и даже с авиацией, если аэродром был захвачен вскоре после повреждения самолетов.
Поэтому, например, советские танкисты, в декабре 1942 года ворвавшиеся на аэродром немцев в Тацинской, доложили о захвате (а затем и уничтожении) четырех сотен самолетов. На аэродроме находилось большое количество поврежденных машин, а неподалеку хранились запчасти и моторы в ящиках, доставленные из Германии для ремонта. Да, немецкие документы свидетельствуют об утрате всего в 86 самолетов в результате советского рейда на Тацинскую. Это объясняется тем, что по документам «списали» только машины, которые на момент атаки аэродрома числились в исправном состоянии. Однако, на практике, если бы не этот рейд, удалось бы восстановить многие из неисправных самолетов.
Причина проста: контрнаступление в Сталинградской битве стало поворотным моментом в ходе войны, поскольку впервые немецкие войска столкнулись с масштабным нарушением фронта на значительном протяжении. Это была ситуация, когда количество солдат, находившихся на передовой (к моменту её прорыва советскими войсками), безвозвратно утратилось. Аналогичная потеря постигла и танки, включая машины, ожидавшие ремонта. Потери коснулись и артиллерии, авиации, автотранспорта – всего, что имелось на этом участке.
Московская битва, несмотря на победу, не стала переломным моментом. Стремительное отступление немцев из районов, прилегающих к Москве, привело к значительным потерям техники. Однако на войне решающую роль играют люди, а не вооружение. Упомянутое подмосковное отступление, за что в конечном итоге Гудериан был отстранен от должности, позволило спасти личный состав немецких войск. Паулюс, так и не решившийся на прорыв из окружения, не смог уберечь своих солдат. Недостаток необходимого количества войск не позволил немцам в ту зиму добиться стабилизации советско-германского фронта в целом. Впоследствии прорывы произошли как к северу от Воронежа, так и к югу от Сталинграда (на Северном Кавказе, хотя там их не удалось эффективно применить).
После того, как мы ответили на вопрос о том, почему Сталинград, перед нами возникли новые вопросы. Первый, самый насущный: почему генерал Паулюс не предпринял попытки спасти своих людей? Ведь большая часть солдат, доживших до советского плена, представляла собой изможденных людей, вскоре скончавшихся от истощения. А второй вопрос заключается в следующем: если окружения оказались настолько действенным способом ослабить противника, что привели к перелому в ходе войны, то почему Советский Союз после Сталинграда надолго отказался от их применения и еще весной 1944 года Сталин критиковал Жукова за обращение с просьбой отдать распоряжение об окружении немецких войск на Украине?
Паулюс: как добиться звания фельдмаршала, несмотря на потерю своей армии
Действия Гудериана, который поспешно отводил войска из-под Москвы, вызвали неодобрение руководства (в результате чего он на длительное время был отстранен от фронта). Это вполне объяснимо: если отдается приказ не отступать, а генерал предпринимает отход, то в вышестоящих инстанциях этому не обрадуются. Однако и причины, которыми руководствовался генерал на месте, очевидны: без личного состава вести боевые действия затруднительно.
Обучение рядового военнослужащего занимает не менее года, а солдат, обладающий значительным боевым опытом, представляет собой неоценимый ресурс. Его невозможно просто заменить новичком, подобно тому, как заменяют заводское оружие: один опытный боец, прошедший через бои от советской границы, по сути, равнялся двум-трем новобранцам. Именно поэтому, как Naked Science уже писал, летом и осенью 1942 года ограниченное число немецких военнослужащих сдерживало в степи значительные советские соединения, сформированные из мобилизованных резервистов, однако их командиры значительно уступали по квалификации немецким командирам.
В немецкой литературе, посвященной Сталинградской битве, с 1950-х годов активно обсуждается вопрос о том, почему генералу Паулюсу не удалось прорвать блокаду. Генерал Курт Типпельскирх, принимавший участие в советско-германском конфликте, справедливо указывает: иногда немецким войскам удавалось выходить из окружения и в 1944 году. В 1942 году это происходило гораздо легче: боеспособность Красной Армии была значительно ниже, чем у немецкой. В чем заключалась причина произошедшего?
На этот вопрос можно рассмотреть с двух точек зрения. Официальная позиция заключается в том, что действия Паулюса можно понять. В окруженной 6-й армии не было создано значительных запасов топлива. Без него попытка прорыва из котла привела бы к тому, что придется оставить почти всю артиллерию, большую часть техники, боеприпасы, а возможно, и танки. Теоретически, можно было вырваться из окружения ночной операцией через степь, неожиданно прорвав советскую линию фронта на небольшом участке. Однако, к своим войскам добралась бы не полноценная армия, а скорее группа людей с винтовками (немецкие солдаты чаще вооружались винтовками, а не автоматическим оружием, вопреки тому, что демонстрируется в большинстве фильмов о той войне). Такой отряд не смог бы сразу же удержать прорыв и стабилизировать ситуацию. В результате, советские войска продолжили бы наступление.
Именно поэтому замысел о прорыве окруженных сил у Волги не вызывал одобрения у Гитлера и его соратников. Удержание позиций позволяло им использовать артиллерию, заранее подготовленные запасы боеприпасов и другие ресурсы. Тяжелая техника позволяла им удерживать значительное количество советских войск — и так и было сделано до 2 февраля 1943 года.
Суть дела сводится к тому, что вермахт не имел возможности сдержать наступление, которое началось 19 ноября 1942 года под Сталинградом. Ошибочно полагая, что ( «не увидев» советский удар заранее), он в любом случае должен был за нее заплатить. Выбор Гитлера — разменять четверть миллиона опытных солдат и офицеров на два с половиной месяца времени, которые Красная Армия их поглощала — трудно назвать оптимальным. В тылу у немцев не было нехватки земли. До советской границы было еще очень далеко. А вот дефицит опытных солдат там был, причем дефицит страшный.
Причина не заключалась в недостатке людских ресурсов у Германии. Страна с населением в восемьдесят миллионов человек без труда могла мобилизовать до шестнадцати миллионов человек (и к концу войны действительно так и поступила). Если к 1942 году на Восточном фронте она имела постоянный контингент в три миллиона солдат, то потеря в четверть миллиона под Сталинградом представляется приемлемой.
На практике ситуация складывалась иначе. Причина заключалась в том, что немцы, как и в целом все западные, обладающие значительным влиянием, игроки последних столетий, не могли объективно оценить боевой потенциал российского государства и его вооруженных сил. Это не их вина: до них аналогичные ошибки допускали поляки, Карл XII, Наполеон, лорд Кардиган и Вильгельм II (наши дни добавили к этому списку немало фамилий — достаточно полистать газеты), показывает, что речь об некоей общей закономерности.
Недооценка сил противника может привести к задержке распоряжения о начале масштабного производства вооружений, необходимого для победы. Нельзя своевременно дать команду на подготовку большого количества бойцов. Это связано с тем, что вы не осознаете реальную мощь противника, а для противодействия ему потребуется огромное количество новых военнослужащих и значительное число танков – без этого победа невозможна.
Именно это постигло Германию Гитлера. В начале Второй мировой войны Гитлер заявил: «Достаточно будет ударить ногой в парадную дверь, чтобы это ветхое русское здание разрушилось и упало». Впрочем, аналогичным образом оценивали тогда нашу страну и ее будущие союзники Англия и Франция.
Сплошное, ветхое строение не требует для разрушения значительных усилий. Поэтому и 22 июня 1941 года, и 19 ноября 1942 года на фронте Вермахт располагал всего тремя миллионами военнослужащих и примерно в тысячу раз меньшим количеством танков. Даже спустя год после начала войны, в 1942 году, попытки немецкой разведки осторожно указать на необходимость увеличения ресурсов, поскольку СССР, по их сведениям, выпускал в полтора раза больше танков, чем Германия, не привели к результату. Как отметил в своих воспоминаниях Вальтер Шелленберг, ответ руководства был предельно прост: Германия, будучи мощной индустриальной державой, не могла уступать Союзу в производстве танков?
Если бы Шелленберг был лучше осведомлен, он мог бы ответить: пока немцы продолжают изготавливать танки ручным способом, в СССР Т-34 собираются на автоматизированных линиях. Кроме того, он был бы в курсе: на самом деле в 1942 году советская сторона выпускала танков в три раза больше, чем немецкая.
Но танки лишь демонстрируют потенциал страны к ведению боевых действий. Гораздо более значительна людская составляющая – обученные военнослужащие и командиры. Не располагая информацией о мощном военно-промышленном комплексе Москвы, немцы не предвидели необходимости в массовой подготовке солдат. Типпельскирх характеризует их состояние следующим образом: да, в Вермахте умели считать, и еще до войны знали, что призывной контингент в СССР огромен. Но считалось, что после серьезных поражений вооружать новых резервистов будет нечем: оружие кончится.
Несмотря на это, немецкие потери не уменьшались. В сложившейся ситуации заменить четверть миллиона военнослужащих, потерянных в окружении, было невозможно. В таких обстоятельствах, очевидно, более целесообразным было бы оставить тяжелое вооружение под Сталинградом, но эвакуировать оттуда четверть миллиона человек. Необходимо было пожертвовать их жизнями ради времени для переброски свежих подразделений на фронт. Следует было отдаляться, отступая с боями, чтобы эти полмиллиона дождались новой техники с немецких предприятий и стабилизировали линию фронта где-нибудь в Украине.
Паулюс был человеком проницательным и полностью осознавал все, что было изложено ранее. Ведь именно он на протяжении большей части 1942 года докладывал вышестоящим о нехватке людей и недостатке сил для ведения боевых действий. Что же заставило его, в отличие от Гудериана под Москвой, воздержаться от отступления?
Его современники, немецкие генералы, давно дали ответ на этот вопрос. Гудериан как военный закалился в боях, а Паулюс сделал карьеру в штабе. В штабной структуре быстрее продвигается тот, кто избегает конфликтов с вышестоящими. На поле боя быстрее растет тот, кто не попадает в плен или погибает. Чтобы избежать попадания в эти две крайности, порой приходится игнорировать распоряжения начальства.
После начала советской операции «Уран» 19 ноября 1942 года возникла именно такая ситуация. Командующий 6-й армией оказался перед выбором: либо пренебречь приказом Гитлера о недопущении отступления, либо… Однако штабист Паулюс не мог пойти наперекор приказу, поскольку вся его прежняя военная биография была основана на другом подходе.
Более 0,2 миллиона его подчиненных погибли, похороненные в земле.
Несмотря на это, сам генерал не понес никаких потерь. Гитлер присвоил ему звание фельдмаршала незадолго до капитуляции, рассчитывая на его самоубийство. Однако новоиспеченный фельдмаршал не торопился с концом жизни. В плену он даже начал сотрудничать с новым руководством – вероятно, его характер требовал подчинения авторитету.
Если операция под Сталинградом оказалась столь результативной, почему Сталин не стал сразу же приступать к окружению немецких войск?
Теперь ясно, почему немцы допустили роковую ошибку, уничтожив в поволжских степях армию, состоявшую из опытных воинов. Однако остается неясным вопрос: почему Сталин до весны 1944 года не удовлетворял просьбы военных о создании новых округов?
Как мы продемонстрировали ранее, простая атака с непрерывным наступлением оказывается недостаточно эффективной. Результатом становится неблагоприятное соотношение потерь, поскольку добиться решительного перелома в ходе войны не представляется возможным. Гораздо вероятнее наступление, напоминающее по своим масштабам и жестокости события Первой мировой войны или Курскую битву, где советские потери убитыми значительно превысили немецкие, а Советский Союз потерял в четыре-пять раз больше танков, чем Вермахт.
Для объяснения, казалось бы, необъяснимого поведения Верховного главнокомандующего, необходимо вновь рассмотреть особенности так называемой «штабной культуры», распространенной в современной российской армии. Ее базовые принципы, общие для нас, немцев и американцев, заключаются в том, чтобы не вызывать недовольство начальства неудобными фактами. Однако каждая армия самостоятельно определяет, каким образом следует искажать реальность перед руководством.
В Красной Армии эту особенность наиболее ярко иллюстрирует известная, хотя и ошибочно приписываемая Суворову фраза: «Пиши поболе, чего их, басурман, жалеть!» Она отражает практику намеренного завышения данных о потерях противника, от которой удалось избавиться лишь к 2020-м годам.
«Наблюдая каждый день сводки о потерях противника в живой силе и технике, а также о количестве захваченных трофеев, я сделал вывод, что эти сведения намеренно преувеличены и, таким образом, не отражают реальную ситуацию…
Это может вводить в заблуждение командование и не позволяет корректно оценивать текущее состояние и боевую готовность противника по итогам каждого дня проводимой нами операции…»16 января 1943 года, приказ генерал-майора Малинина, начальника штаба Донского фронта, завершившего уничтожение 6-й армии 2 февраля 1943 года.
К 19 ноября 1942 года советская разведка, вопреки распространенному мнению о том, что она недооценивала возможности окруженной 6-й армии противника, располагала информацией о довольно неплохо. Оценка численности оценивалась в пределах от 220 до 230 тысяч человек (фактически же было 250 тысяч), при этом были известны точные данные о количестве и наименованиях дивизий. Однако затем возникли серьезные затруднения.
До тех пор, пока противник не будет полностью окружен, практически невозможно определить, прибывают ли к нему резервные подразделения и в каком количестве. Невозможно разместить наблюдателей на каждой доступной дороге. Поэтому завышенные оценки немецких потерь не препятствовали работе разведки. Пусть штабы и заявляют об утрате врагом 50% личного состава за месяц. Данные разведчиков свидетельствуют о том, что его численность перед нами не изменилась, что позволяет сделать вывод о достаточной отправке маршевых рот для восполнения всех указанных потерь.
После того, как 6-я армия оказалась в окружении, маршевые части в «котел» не направлялись. Таким образом, численность окруженных определялась следующим образом: из общего числа в 230 тысяч вычитались понесенные потери. Однако, несмотря на эффективную работу разведывательных служб Красной Армии, данные о потерях противника заносились с тенденцией к завышению, чтобы чаще получать похвалу от вышестоящего командования».
К сожалению, оценка сил противника, сделанная 19 ноября 1942 года, оказалась неточной: к 10 января 1943 года, когда началась операция «Кольцо», направленная на ликвидацию 6-й немецкой армии, она оказалась почти в три раза меньше реальной численности. Советское командование, вычитая из предполагаемой численности противника завышенные, по их мнению, потери, оценивало количество солдат в 6-й армии всего в 80-90 тысяч человек. Это объяснялось длительными боями, продолжавшимися на протяжении 75 дней. При этом штабы, предоставлявшие данные о потерях, необъяснимо упускали из виду тот факт, что эти потери были значительно завышены.
Согласно допросу квартимейстера 6-й армии фон Куновски, в реальности численность окруженных в котле к 10 января 1943 года снизилась лишь на 35 тысяч (за счет потерь 10 тысяч убитыми и 25 тысяч эвакуированными по воздуху раненными).
Постоянно завышенные сведения об утратах противника приводили к тому, что советское командование систематически сокращало численность группировок РККА, предназначенных для ликвидации 6-й армии. К 1 декабря 1942 года на внутреннем фронте сталинградского окружения было к 10 января до 480 тысяч человек, заявленных изначально, осталось лишь 220 тысяч. Всё выглядело вполне закономерно, поскольку численность вражеской стороны сократилась почти втрое. В связи с этим возникал вопрос, почему бы не уменьшить и собственные силы в два с половиной раза?
Не только численность врага в окружении практически не уменьшилась с ноября по начало января, что вынудило наступать с силами, сопоставимыми с противником. Но и тот факт, что даже после разгрома 6-й армии, уже в феврале 1943 года, советские штабы завышали данные о немецких потерях, не позволил командующему Донского фронта Рокоссовскому доложить об этом вышестоящим инстанциям: штабы фронта, и других, к слову, систематически искажали информацию о потерях противника. Именно поэтому операция по освобождению 6-й армии заняла два с половиной месяца, а не те считанные недели, которые были предусмотрены первоначальным планом «Уран». И Рокоссовский, и представитель Ставки Воронов осознавали, что это вызовет недовольство у начальства.
Поэтому товарищу Сталину скормили версию, эта версия событий, появившаяся позднее в советских исторических публикациях, гласит, что разведка 19 ноября 1942 года, в начале советского наступления, предоставила неверные сведения: численность противника была занижена в три раза. В 6-й армии, как выяснилось, находилось 330 тысяч военнослужащих (именно оттуда эта преувеличенная цифра численности окруженных распространилась в исторических источниках). Кроме того, по воздуху доставили неизвестное количество подкреплений, но их было «много». А разведка не всегда может учесть все детали, что и привело к задержкам при ликвидации окружения и замедлило продвижение советских войск на запад.
Все это сложное и затянувшееся введение в заблуждение имело серьезные, продолжительные и крайне негативные последствия. Не сумев окружить противника в районе Курской дуги до весны 1944 года, советская сторона упустила ряд возможностей, когда немецкие потери могли бы быть увеличены втрое при сохранении прежних для нее собственных. Это, безусловно, затянуло ход войны, хотя и сложно оценить, насколько именно.
В сухом остатке
Несмотря на то, что Турция и Япония не намеревались нападать на СССР в 1942 году, значение Сталинградской битвы не уменьшается от того, что советские историки представили её как фактор, который, как утверждается, удерживал Анкару и Токио от агрессивных действий, которых на самом деле не было. Битвы на Волге достаточно и того, что она действительно сделала: она существенно увеличила необратимые потери немецких войск. Если до 19 ноября 1942 года вермахт на Восточном фронте потерял менее 20 тысяч солдат в плену, то после этой даты только под Сталинградом он потерял около сотни тысяч. Это более чем в пять раз больше, и всего за два с половиной месяца, а не за почти полтора года боевых действий.
Это важный фактор, и мы уже освещали причины, по которым именно под Сталинградом оно впервые принесло успех вот здесь — действительно стало поворотным моментом во всей Второй мировой войне.
Таким образом, 19 ноября и 2 февраля, несомненно, являются ключевыми датами Великой Отечественной войны. Трудно найти события более значимые, чем 22 июня и 9 мая. Однако 2 февраля также служит важным напоминанием для современных военнослужащих. Генерал Малинин справедливо отмечал, что без отказа от тенденции к замалчиванию проблем невозможно обеспечить эффективное военное планирование.