Заведующий лабораторией исторической и экологической антропологии, профессор кафедры отечественной истории ТюмГУ Евгений Крестьянников опубликовал статью в американском Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History — одном из наиболее авторитетных журналов мира, посвящающих свои страницы истории России. Евгений Крестьянников диагностирует настройки государственной машины при помощи исследования командировок чиновников в XIX — начале XX века. Командирование чиновников в нормальном режиме функционирования правительственных учреждений…
Заведующий лабораторией исторической и экологической антропологии, профессор кафедры отечественной истории ТюмГУ Евгений Крестьянников опубликовал статью в американском Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History — одном из наиболее авторитетных журналов мира, посвящающих свои страницы истории России.
Евгений Крестьянников диагностирует настройки государственной машины при помощи исследования командировок чиновников в XIX — начале XX века.
Командирование чиновников в нормальном режиме функционирования правительственных учреждений и стабильном положении общества обеспечивает текущие потребности администрирования и существенно не отражается на состоянии государственного менеджмента.
В более сложных условиях командировки становятся энергичным ответом власти на вызовы труднопреодолимых обстоятельств или способом (иногда чрезвычайным), при помощи которого решаются серьезные проблемы, а еще добиваются повышения результативности управления.
В последнем случае незначительная нерасчетливость и неизбежные при любом перемещении в пространстве неожиданности способны породить аномалии, разрушительные для государства и губительные для общественных отношений.
К таким выводам пришел историк, проанализировав систему правосудия Западной Сибири в период поздней Российской империи.
Все началось с 1897 года, когда на регион распространялось действие судебных уставов Александра II. Приспосабливая их к местным условиям, Министерство юстиции по инициативе его главы Николая Муравьева сделало судебные инстанции крайне подвижными: большинству мировых судей отныне приходилось разъезжать в пределах своих участков, выполняя судейские и следовательские функции.
Окружные же суды обязывались ездить в разные концы губерний для проведения выездных сессий, а судебным палатам наказывалось регулярно заседать в городах подчиненных территорий. Ожидалось, что выезды судей на места судебных разбирательств при громадных сибирских расстояниях приблизят суд к населению.
Однако уже в самой идее использования для этого командировок содержались изъяны, ведь командировочный режим изменял требования к профессионализму работников, предполагая повышение активности суда и его выносливости. При этом в причине одного из главных пороков судопроизводства всех эпох — волоките — возрастала роль географических факторов.
Нормальному порядку, когда каждый подданный мог всегда обратиться в суд, противопоставлялся в целом аномальный для России «командировочный» порядок. В этом случае общение с судом во многом зависело не от нужд и воли подданного, а от возможностей судебной системы, которые были весьма ограничены.
Интенсивные разъезды требовали увеличенных штата и финансирования, на чем столичные чиновники как раз попытались сэкономить: в преддверии реформы Муравьев докладывал императору, что сибирский судебный округ обошелся казне на четверть дешевле любого другого.
Последствия эксперимента стали негативными по всем позициям. Интенсивность командировок судей Западной Сибири была значительно выше, чем тех же чиновников в любом другом регионе империи. Судебным учреждениям именно этого края в начале ХХ века устойчиво принадлежало печальное лидерство по волоките среди всех судов страны.
Судьи презирали собственные командировки, называя их «бродяжничеством», и шли на многочисленные злоупотребления, чтобы избежать поездок. Приблизить суд к народу не удалось даже чисто географически: при малочисленном штате самые незначительные по числу и времени командировки дезорганизовывали юстицию, замедляли судопроизводство и роняли его качество.
В регионах, куда суд наведывался ограниченное количество раз и часто трудился в тяжелых условиях или вообще не приезжал, командировочный режим судей оставлял присутствие судебной власти чем-то воображаемым.
Деятельность суда оказалась очень зависимой от тех факторов, что определяли проблемность и отсталость Сибири: пороков местного управленческого аппарата, условий окружающей среды, благоустройства населенных пунктов, развитости транспорта и путей сообщения и т. д.
Так, из-за опозданий пароходов, распутицы, разрушений мостов, отказа местных властей предоставить помещения и многого другого выездные судебные заседания постоянно срывались.
Темой судейских командировок расширена перспектива применения концепции «имперской географии власти». Царизм не сумел разобраться с пространственными вызовами, показав себя нерасчетливым и малоспособным к прогнозированию имперской ситуации.
Обманчивый правительственный утилитаризм создавал лишь иллюзию географического приближения суда к подданным. Судебная система оказывалась не способной справляться с выпавшими на ее долю нагрузками, командировки подвергали правосудие нежелательным деформациям. В итоге были недовольны все: и чиновники, и население.
Таким образом, демонстрировался разлад между государством, юстицией и обществом, а царизм, усиливая своими волюнтаристской политикой и недальновидными новациями антагонизм в судебной сфере, нагнетал конфликтность в стране и дискредитировал сам себя.
В связи с этим статья также претендует на объяснение революционных процессов в России начала ХХ столетия. Режим командировок в его сибирской оболочке, искажая сам смысл правового суда, усиливал процессы политической и социальной поляризации.
Царизм вызывал к себе недовольство сразу с двух сторон: со стороны населения — к юстиции как к носителю государственной власти, со стороны изможденных работой сибирских судебных чиновников — к центральному бюрократическому аппарату самодержавия.
Враждебность по отношению к малодоступным судебным учреждениям культивировала в обществе склонность к самосуду, что в 1917 году создавало почву для использования советской властью идеи «народного» правосудия.
