На Западе заявляют, что весной 1943 года британские десантники и разведчики помешали работе нацистской Германии над ядерным оружием. Аналогичная версия представлена в популярном советском фильме «Семнадцать мгновений весны», где, разумеется, эту задачу выполнили советские разведчики. Немецкие ученые, занимавшиеся атомной физикой, после войны представили свою интерпретацию событий: по их словам, разработку остановил их собственный саботаж. В действительности, никому из них не удалось добиться успеха. Гитлер остался без бомбы по совершенно иной, гораздо менее убедительной причине. Naked Science исследует, как это произошло и почему научная держава своего времени не смогла создать ядерное оружие.
Версия событий, представленная Великобританией: операция «Новичок»
На Западе популярны целые книги, в этих материалах рассказывается о том, как действия союзников лишили нацистскую Германию возможности создать ядерное оружие. Основной сюжет строится вокруг того, что для производства бомбы Гитлеру необходима была тяжелая вода, в которой вместо обычного водорода используется дейтерий).
18 октября 1942 года англичане десантировали четырех диверсантов в составе передовой группы вблизи норвежского предприятия, выпускавшего тяжелую воду (операция «Шотландская куропатка», часто ошибочно переводимая как «Тетерев»). 19 ноября того же года на планерах должны были высадиться 34 британских диверсантов из SAS ( операция «Новичок», традиционно ошибочно переводится как «Незнакомец»).
Два самолета с четырьмя двигателями буксировали два планера Airspeed AS.51 Horsa, в которых находились десантники. Один из буксиров из-за обрыва троса потерял планер в неположенном месте. Трое сасцев погибли, остальных четырнадцать вскоре взяли в плен, допросили и расстреляли. Второй самолет-буксир опустился ниже, чтобы найти первый планер, и в конечном итоге врезался в скалу: погибли все, как члены экипажа, так и десантники.
В феврале 1943 года туда была переброшена еще группа из шести человек, в которую входили норвежцы. В результате была осуществлена диверсия, направленная на взрыв электролизного оборудования норвежского предприятия. В англо-американской историографии этот акт рассматривается как значительный ущерб немецкой атомной программе.
Необходимо отметить, что к апрелю 1943 года фабричное производство было возобновлено. С ноября 1943 года начались бомбардировки со стороны американских войск. В феврале 1944 года немецкое командование приняло решение об эвакуации завода и транспортировке запасов тяжелой воды в Германию, однако один из норвежских диверсантов смог взорвать транспортное судно. В результате погибли 14 мирных жителей Норвегии и четыре немецких военнослужащих.
Нельзя назвать это успехом. Изучение документов в XXI веке показало, согласно данным анализа, на затонувшем корабле находилось лишь 500 килограммов тяжелой воды, в то время как для работы реактора, необходимого для создания бомбы, немецким ученым требовалось пять тонн.
В этой истории прослеживается героический сюжет: десантные операции, взрывы. Это напоминает сюжеты о секретных агентах, хотя и не привело к существенному результату. Однако, она также порождает ряд вопросов.
Прежде всего, возникает вопрос: зачем Рейх нуждался в тяжелой воде для создания ядерного оружия, в то время как СССР и США формировали свои ядерные силы, не используя ее? Кроме того, насколько обоснованным было решение немецкого атомного проекта, опирающегося на производственные мощности такой крупной промышленной державы, как… Норвегия?
Норвежцы получали тяжелую воду как побочный продукт при производстве аммиака. Однако, несомненно, Германия обладала более значительными энергетическими ресурсами, чем Норвегия. Если бы немцы действительно стремились к этому, они бы организовали производство тяжелой воды на своей территории. Так почему это не было реализовано?
Согласно немецкой (послевоенной) интерпретации, все выступали против режима Гитлера
Успех принято считать делом многих, а вот поражение кажется никому не принадлежащим. Стремясь приписать себе долю в «победе» над Гитлером, многие хотели заявить о своем вкладе в предотвращение получения им ядерного оружия. Не только западные разведывательные службы заявляли о своей роли в срыве немецкой ядерной программы: сразу после окончания войны немецкие ученые пытались создать видимость того, что как могли противодействовали режиму».
Те, кто хочет увидеть, как Гейзенберг демонстрирует свое мастерство владения словом, могут это сделать здесь. В большинстве случаев она заключается в утверждении, что немецкие физики, по сути, лишь притворялись, что ведут работы над реактором для производства плутония, на деле же они тормозили этот процесс, что можно расценивать как саботаж.
Что об этом думать? Подобно заявлениям послевоенных немецких генералов о том, что «Гитлер не позволил им одержать победу». Те, кто до непосредственного участия Гитлера даже Париж не смогли захватить, утверждают, что обладали значительным потенциалом, но были сдерживаемы Гитлером. Аналогичные мотивы можно наблюдать у немецких физиков после войны, когда они заявляли о «саботаже» создания бомбы.
В ходе работ 1941–1942 годов Гейзенберг и его коллеги осуществили ряд экспериментов, демонстрирующих их стремление к созданию реактора для производства плутония. В экспериментах L-III (конец 1941 года) и L-IV (июнь 1942 года) применялся порошкообразный металлический уран (в качестве топлива) и тяжелая вода (в роли замедлителя) с целью инициирования самоподдерживающейся цепной реакции в сферических реакторах (изображены на иллюстрации).
В ходе эксперимента L-III произошло возгорание порошка металлического урана, что создало угрозу для жизни исследователей. В опыте L-IV, с использованием уже 750 килограммов металлического урана и 150 килограммов тяжелой воды, возгорание оказалось значительно более серьезным. Некоторые источники даже описывают его как взрыв водорода, образовавшегося из перегретой воды бассейна, в котором находился экспериментальный реактор L-IV. Это утверждение вызывает серьезные сомнения (причинами этого мы поясним далее), однако факт крупной аварии на реакторе L-IV не вызывает сомнений. Известно, что Гейзенберг и его ближайший помощник в то время чудом избежали трагических последствий, а шестерых человек пришлось лечить от ожогов.
Давайте будем откровенными: никто не подвергнет себя опасности ради создания видимости активной работы. Если вы стремитесь продемонстрировать «реальные сложности», то это следует делать иным способом. К примеру, допустить цепную реакцию урана в ситуации, когда вас и ваших коллег не будет находиться рядом с экспериментальным реактором. Это вполне осуществимо с технической точки зрения.
Может быть, это были русские?
Чтобы быть беспристрастными, необходимо также изучить и «российскую версию» неудачи немецкой ядерной программы. Известно, что Советский Союз посредством разведывательных служб оказывал значительное влияние на политику западных государств, в частности, втянув США во Вторую мировую войну в ходе операции «Снег». Все трое ведущих физиков «Манхэттенского проекта» также работали с советской разведкой.
Наконец, известно, советская разведка еще до начала войны намеренно направляла агентов на обучение в Массачусетский технологический институт и ряд других высших учебных заведений, чтобы впоследствии задействовать их в научно-технической разведке. Работа в этой области требует высокой квалификации, поэтому не всем сотрудникам под силу выполнение задач такого рода).
Некоторые данные позволяют предположить существование советской деятельности, направленной против атомной программы, в Германии. Известно, что несколько немецких военнопленных, побывавших в плену во время Первой мировой войны, были завербованы ЧК перед их репатриацией в Германию. В русском плену находился Вальтер Боте. По возвращении из плена он свободно владел русским языком и привез с собой русскую невесту (имя которой, вероятно, было Барбара или Варвара Белова, однако достоверных сведений о ней крайне мало).
Боте внес ключевой вклад в нанесение удара по Гитлеру. В 1941 году он осуществил детально спланированный эксперимент, чтобы установить, может ли графит служить замедлителем для реактора, предназначенного для производства изотопа, необходимого для создания ядерного оружия.
Его эксперимент показал:
«При указанном сечении захвата реактор с графитовым замедлителем нереализуем. Однако, вероятнее всего, реальное сечение захвата меньше, поскольку последующее детальное изучение использованного электрографита показало наличие в нем незначительное количество бора. Учитывая, что углерод более высокой чистоты практически невозможно получить, его, вероятно, нельзя рассматривать в качестве замедлителя».
Поскольку получение углерода высокой степени чистоты оказалось затруднительным, немецкий атомный проект изменил направление развития и сосредоточился на использовании тяжелой воды. Быстрое производство тяжелой воды не представлялось возможным, что существенно замедлило строительство экспериментальных реакторов. В результате немцам не удалось наработать плутоний, а, следовательно, и создать ядерное оружие.
Несмотря на это, почти нет оснований полагать, что Вальтер Боте был советским агентом. Он обладал исчерпывающими знаниями о немецкой ядерной программе и, следовательно, был знаком с преобладающим мнением: для создания ядерного оружия необходимо использовать плутоний, полученный в реакторе. Если бы он намеренно сообщил о «непригодности» графита, зная о его пригодности, то советская сторона получила бы информацию о том, что для производства бомбы следует использовать графитовый реактор, предназначенный для наработки плутония.
В то время Советский Союз не располагал информацией об этом. Первый советский документ, касающийся атомного проекта, датированный 28 сентября 1942 года не предусматривает строительства реактора. В советских документах 1943 года за подписью Курчатова легко видеть постоянные отсылки к идеям из американской ядерной программы (Курчатов прямо указывает на американский опыт из разведданных). Но там нет ничего ни о каких работах закрытой немецкой ядерной программы, то есть Боте такую информацию не передавал.
Вызывает сомнения и то, что он самостоятельно замедлял развитие атомной программы. Причиной тому служит то, что схожую ошибку допустили французские специалисты по атомной энергетике еще до Второй мировой войны. Они также зафиксировали избыточное поглощение нейтронов в графите и, подобно им, решили использовать тяжелую воду в качестве замедлителя — и даже начали ее закупку на норвежской фабрике в Вермоке, которую впоследствии взорвали британские агенты.
Англия во время Второй мировой войны также приняла решение о создании тяжеловодного реактора, а не графитового, тем самым повторив ту же самую «ошибку Боте». Следовательно, его утверждение о том, что производство практически чистого графита невозможно, не было саботажем, а являлось искренней ошибкой, которая повторялась в других странах как до, так и после него.
Кто же, в действительности, отнял у Гитлера бомбу?
О том, что союзные разведки лишили Рейх ядерного оружия, сообщают журналисты «Нью-Йорк Таймс» (и не только) пишут целые книги. Американские физики-ядерщики ничего подобного не пишут, потому что разбираются в технической стороне проблемы. По этой же причине у них есть своя версия случившегося:
«Факторы, приведшие к неудаче немецкой ядерной программы и успехам партнерских проектов ( это неверное обозначение, поскольку американская реакторная программа не делилась результатами ни с СССР, ни даже с Британией. — NS ) очевидно, что любой крупный и сложный технологический проект нуждается в глубоком знании научных принципов, стабильном и достаточном финансировании, определении приоритетов, большом штате сотрудников, решительном управлении и надежной поддержке».
Нельзя игнорировать тот факт, что Гитлер располагал необходимыми ресурсами – финансами, кадрами и решительным руководством, подкрепленным всесторонней поддержкой – для реализации масштабных технологических проектов. Это подтверждается разработкой и внедрением таких инноваций, как подводные лодки XXI серии, ставшие прорывом в подводной войне, первые реактивные самолеты, а также первые баллистические и крылатые ракеты. Все эти программы были успешно осуществлены немецкой стороной, и ни одно из государств-союзников до окончания Второй мировой войны не смогло достичь сопоставимых результатов (а в области ракетной техники и подводных лодок – вообще не смогло повторить этот успех).
При рассмотрении немецкого атомного проекта нельзя не отметить, что его инициаторы получали требуемое. Они никогда не запрашивали создание масштабного производства тяжелой воды непосредственно в Германии, хотя выработка электроэнергии в ней значительно превышала норвежскую (а в пределах границ 1940 года – и намного больше). Именно электроэнергия являлась ключевым ресурсом для производства тяжелой воды с использованием технологий того времени.
Немецкие ученые также не обращались с просьбой о создании масштабных предприятий по обогащению изотопов. Согласно имеющимся документам, отсутствует информация о случаях, когда правительство Германии ограничивало развитие своей атомной программы в той степени, которая могла бы повлиять на ее исход.
Первый фактор, который стоит выделить, – это «ясное понимание научных принципов, лежащих в основе темы». Именно этот фактор помешал Гитлеру создать бомбу.
Любой, кто обратится к детальным описаниям экспериментальных реакторов и подкритических сборок немецкой стороны, будет изумлен. Один из первых экспериментов немцы провели, используя как замедлитель нейтронов неохлаждаемый сухой лед. Естественно, он испарялся прямо в ходе эксперимента, делая фиксацию каких-то устойчивых экспериментальных параметров нереальной.
О первых попытках мы не будем говорить. Рассмотрим экспериментальные реакторы L-III и L-IV, созданные в 1941-1942 годах.
Это алюминиевые сферы, заполненные тяжелой водой, с вставленными слоями порошкообразного металлического урана по периферии и в центре. Возникает вопрос, почему не используется нитроглицерин? Следует помнить: порошкообразный уран, в отличие от урановых слитков, достаточно легко воспламеняется при контакте с воздухом и горит пламенем высокой температуры, которое трудно потушить.
Поскольку помощники Гейзенберга были физиками, они, вероятно, не изучали химическую литературу. К сожалению, подобная ситуация характерна для современных ученых: даже в рамках своей области знаний, за пределами узкой специализации, около 80 процентов из них обладают лишь поверхностными представлениями.
В любом новом научном направлении наиболее значимые знания, как правило, не могут быть полностью отражены в рамках узкой специализации. Это объясняется тем, что в случае новизны направления, специалистов, получивших подготовку именно в этой области, еще попросту нет. Требуется не просто ученый-специалист, а эксперт, способный оперативно осваивать темы, в которых он изначально не является профессионалом. В любой стране и в любое время лишь небольшая часть ученых соответствует этим критериям.
Это может объяснить лишь неудачу и разрушение опытного реактора L-III, уничтоженного интенсивным урановым пожаром (что привело к потере ценной тяжелой воды, которая в нем применялась). Объяснить же произошедшее с реактором L-IV уже гораздо труднее.
Строительство было завершено спустя несколько месяцев после инцидента L-III. Известно, что причиной произошедшего стало применение урана в виде порошка. Все осознавали, что уран в слитках, вне зависимости от их формы, не может воспламениться. Тогда почему в L-IV вновь применили порошок? В стране, чей аппарат впервые в мире достиг космоса (уже в 1944 году) не существовало технологии для преобразования металлического порошка в слитки?
В немецких экспериментальных реакторах отсутствуют какие-либо регулирующие стержни. Это означает, что даже располагая достаточным количеством тяжелой воды и проведя точные расчеты, немцы создали бы реактор, который неизбежно привел бы к взрыву.
Как это произошло? Причиной послужило то, что Гейзенберг полагал, что повышение температуры реактора приведет к значительному увеличению резонансного поглощения нейтронов ураном-238. Однако он не предусмотрел, что в самом уране нейтроны обладают высокой энергией, что делает их практически неспособными к поглощению ураном-238. Медленные нейтроны, напротив, которые лучше поглощаются ураном-238 при нагреве, образуются в слое вещества-замедлителя. Тем не менее, любой используемый замедлитель, будь то графит или тяжелая вода, характеризуется незначительным резонансным поглощением нейтронов. В результате немецкие реакторы, которые, по мнению Гейзенберга, должны были саморегулироваться, на практике оказались бы просто неуправляемыми.
Удивительно, но Вернер Гейзенберг полагал, что температурой, обеспечивающей стабильность работы реактора, станет 800 градусов Цельсия. По его мнению, именно после достижения этой температуры резонансное поглощение прекратит дальнейший рост мощности реактора.
Немецкие реакторы имели конструкцию с использованием алюминиевых компонентов. Алюминий начинает плавиться при температуре 660 градусов Цельсия. Возникает вопрос, каким образом он предполагал функционирование реактора в условиях расплава. Ответ на этот вопрос нам неизвестен.
Сложно поверить, что он не установил стержни в реакторы, осознавая сложившуюся ситуацию и намереваясь совершить диверсию. Он и его подчиненные непосредственно находились в помещении с реакторами, лишенными контрольных стержней, что ставило их в положение, близкое к самоубийству.
Даже самые современные немецкие реакторы, например, B-VIII, созданный в 1944 году, не были оснащены полноценной системой аварийных стержней, в то время как на американских сборках Энрико Ферми они присутствовали изначально. К счастью для немцев, конструкция B-VIII содержала ошибки в расчетах. Для замедления нейтронов до уровня, необходимого для цепной реакции в природном (необогащенном) уране, им требовалось преодолеть 11 сантиметров тяжелой воды. Однако на практике куски урана в реакторе были разделены друг от друга всего лишь пятью-шестью сантиметрами тяжелой воды. В связи с этим, функционирование такого реактора было невозможно.
Моделирование, проведенное в 2009 году с использованием программного обеспечения для расчета современных ядерных реакторов, показало, что коэффициент размножения нейтронов в B-VIII составляет 0,85. Это означает, что на каждые 100 нейтронов, затраченных в реакторе, появлялось лишь 85 новых, что приводило к быстрому прекращению любой цепной реакции.
Реактор «Чикагская поленница», построенный Ферми 2 декабря 1942 года в чертежах Чикаго и представлявший собой деревянный каркас с графитовым замедлителем, продемонстрировал коэффициент, значительно превышающий единицу, что ознаменовало начало ядерной эры.
Лишение Гитлера доступа к ядерному оружию стало результатом не работы западных или советских разведок, а не результатом диверсии со стороны немецких ученых. Как и во многих других случаях, не стоит приписывать успех разуму, когда вполне можно было обойтись и без него. Если бы немецкие ученые владели полным пониманием принципов работы ядерных реакторов, они бы не подвергали свою жизнь риску, как это происходило в действительности. Дело в том, что ни Гейзенберг, ни его коллеги не обладали достаточными знаниями в области физики ядерных реакторов, чтобы реализовать немецкую ядерную программу и получить плутоний в запланированные сроки.
«Он – уникальный ученый, обладающий возможностью создать подобное чудо»
Возникает вопрос, почему сложилась такая ситуация? В эпоху Третьего рейха работали выдающиеся ученые и инженеры. Каждый может самостоятельно изучить снимки лунной поверхности в высоком разрешении и убедиться в этом: следы высадки, осуществленной благодаря усилиям специалистов из Третьего рейха (разработка ракеты для полета на Луну для Соединенных Штатов была поручена группе инженеров под руководством фон Брауна), до сих пор отчетливо различимы. И останутся видимыми на протяжении как минимум столетий.
В 1938 году немецкие физики Отто Ган и Фриц Штрассман открыли сам факт расщепления ядра атома (за что Гану дали Нобелевку). До того, напомним, распад ядра на более легкие части считался невозможным. А до тех пор, пока физики не осознавали саму возможность распада ядра атома, осознать и хотя бы примерно рассчитать, какое количество энергии при этом появляется, было в принципе нельзя.
Таким образом, начало атомной гонки фактически состоялось в Германии, а не в какой-либо другой стране. Это произошло после того, как была опубликована работа Гана в Naturwissenschaften в начале 1939 года Ферми и Сциллард в США задумались над созданием ядерного оружия.
До открытия Гана это казалось невозможным для них, как и для всех остальных. Ферми лично придерживался точки зрения, согласно которой в цепной реакции происходит только накопление тяжелых трансурановых элементов, и не предполагал возможности расщепления атома. Если бы Ган совершил своё открытие в 1941 году, а не в 1938-м, ядерная бомба попросту не смогла бы функционировать до окончания Второй мировой войны.
Немецкие ученые, безусловно, обладали выдающимися способностями. Однако необходимо учитывать, что таланты существенно различаются. Вернер Гейзенберг, сыгравший важную роль в немецкой атомной программе, глубоко разбирался в определенных направлениях физики (что и принесло ему Нобелевскую премию), но не смог проявить достаточной адаптивности, чтобы оперативно освоить принципиально новую сферу, такую как строительство реакторов.
Действительно ли это его вина? Рассмотрим французские и английские попытки создания ядерных реакторов во время Второй мировой войны. Французы остановились на тяжелой воде в качестве замедлителя, а не на графите. Англичане и канадцы также выбрали тяжелую воду. То есть другие западные страны по сути повторили немецкий, «тяжеловодный» путь к ядерному реактору.
Именно эта ошибка стала одним из главных препятствий для создания немецкой атомной бомбы к завершению войны. Тяжелую воду в то время производили посредством сложного процесса электролиза обычной воды. Молекулы легкой воды при электролизе испарялись быстрее, чем молекулы тяжелой. Такой способ производства был крайне затратным и требовал значительных энергетических ресурсов. Грамм тяжелой воды исходно стоил 19 долларов (350-400 современных долларов).
Для производства плутония, необходимого для создания ядерного оружия, требовался реактор, способный производить его, и для этого нужно было от 5 до 10 тонн тяжелой воды. Главное здесь не высокая стоимость такого количества воды, а сложность ее быстрого получения без значительных затрат. Для этого потребовалось бы возведение крупного и дорогостоящего производства, превосходящего по масштабам скромную норвежскую фабрику в Верморке. Поэтому немецкие реакторы до конца войны не могли достичь размеров, которые позволили бы им – хотя бы потенциально – производить плутоний.
Изначально в США выбрали графитовый замедлитель, однако первые исследования, проведенные Ферми и его коллегами, выявили, что коммерчески доступный графит содержит избыточное количество бора. Это приводило к сильному поглощению нейтронов и затрудняло создание реактора на его основе.
Если же немецкие специалисты, столкнувшись с этим, заявили о практически нереальности получения более чистого графита, Ферми обратился к производителям графита еще в 1940 году. Он провел с ними беседу, убедительно донеся, что получение сверхчистых графитовых материалов в значительных объемах имеет огромное значение. В результате, через год производители графита разработали новую технологию, благодаря которой удалось получить графит, поглощающий нейтроны на десятки процентов меньше, чем раньше.
Это позволило создать вещество, которое замедляло нейтроны в реакторе до необходимой скорости для реакции с ядрами урана, при этом не поглощая их благодаря отсутствию бора.
Почему Ферми выбрал этот путь, а не работу с тяжелой водой? Дело в том, что он был одним из немногих физиков, кто добился успеха как в теоретических, так и в экспериментальных исследованиях. Физики-экспериментаторы часто сталкиваются с трудностями, связанными с недостаточной чистотой исходных материалов или ошибками при изготовлении оборудования. Они осознают, что такие проблемы могут быть как простыми для устранения, так и неразрешимыми, но в любом случае постараются их исправить, обратившись к поставщику.
Способность Ферми с поразительной скоростью осваивать новые области знаний проявилась не только при выборе замедлителя, но и в других случаях. Аналогичная реакция была у него, когда он впервые в мире столкнулся с проблемой отравления ксеноном реактора В, которые использовались в США для производства плутония для бомбы, сброшенной на Нагасаки. Ему потребовались считаные дни, чтобы понять теоретические основы вопроса. Недели были потрачены на разработку мер противодействия. Какие еще специалисты в мировой истории ядерной энергетики работали в столь сжатые сроки?
В феврале 1943 года советская разведка передала информацию о том, что Ферми сумел создать самоподдерживающуюся цепную реакцию, что в настоящее время трактуется как устойчивая работа первого в мире ядерного реактора. Павел Судоплатов рассказывает о том, как доносил это сообщение советскому ученому Исаака Кикоина. Однако, согласно установленным в разведывательных службах правилам, он не назвал имя ученого, добившегося этого успеха. Далее, как вспоминает Судоплатов, случилось вот что:
«Прочитав отчет о первой ядерной цепной реакции, Кикоин был крайне взволнован. Несмотря на то, что я не сообщил ему, кто ее провел, он сразу же отреагировал: «Это заслуга Ферми. Только он, как ученый, мог создать подобное чудо”».
Нежелание Судоплатова придерживаться установленных в его ведомстве правил и не разглашать имена западных исследователей, добившихся значительных успехов в разработке атомного оружия, вызвало у советских ученых, включая Кикоина, Иоффе, Курчатова и Алиханова, следующее отношение:
«Мне пришлось продемонстрировать им некоторые документы [Манхэттенского проекта] в оригинале, на английском языке. Чтобы не разглашать сведения об источниках информации, я закрыл рукой ту часть документа, где были указаны подписи… Ученые с волнением заметили: „Павел Анатольевич, вы слишком доверчивы. Мы осведомлены о возможностях физиков мира. Передайте нам ваши материалы, и мы определим, кто их создал”. Иоффе, рассматривая другие документы, назвал автором Фриша».
Для тех, кто сейчас пытается разобраться, почему Германия не создала ядерное оружие, важно проанализировать этот случай. Если советские ученые-атомщики в феврале 1943 года самостоятельно пришли к выводу о способности Ферми создать работающий реактор, то из этого логично следует, что подобных специалистов в СССР среди немецких ученых не было обнаружено.
Признавая это откровенно, они были правы. Даже если бы Гейзенбергу предоставили пять тонн тяжелой воды, реактор, обладающий необходимой мощностью и не оснащенный аварийными стержнями, спровоцировал бы в Германии катастрофу, сопоставимую с Чернобыльской, вместо производства плутония.
Более корректный вопрос звучал бы не «кто забрал бомбу у Гитлера?», а «кто передал ее Рузвельту?». Вклад в это внёс, главным образом, Энрико Ферми. У Гитлера не было Ферми, поэтому он не получил бомбу.