Георгий Вартанович Франгулян – художник, чьи работы заставляют задуматься. В его произведениях изображены представители интеллектуальной элиты: ученые, писатели, мыслители. В этом интервью он рассказывает о том, как искусство способно не только создавать образы, но и отражать дух науки и эпохи.
Георгий Вартанович Франгулян – скульптор, народный художник Российской Федерации, действительный член Российской академии художеств, лауреат международных премий и профессор Международной академии архитектуры
— Знаменитый фотограф Юрий Рост утверждал: «Если зритель задумывается о чем-либо, рассматривая работы Франгуляна, это уже свидетельство успеха». Вы изначально планируете это в своих работах или это результат спонтанности?
— Это не происходит спонтанно, а всегда развивается по-разному. Никто не может предсказать, что произойдет. Как однажды заметил Михаил Жванецкий: «Талант — это как собака. Неизвестно, в какой переулок его затянет». Кроме того, важную роль играет характер.
— Выбранные вами герои для скульптур представляют собой группу выдающихся личностей, в которую входят такие мыслители и творцы, как А.С. Пушкин, И.А. Бродский, И.Э. Бабель, Альберт Эйнштейн, Д.Д. Шостакович, А.И. Хачатурян, Б.Ш. Окуджава, М.А. Булгаков, С.Я. Маршак. Вы сами выбрали этих людей для воплощения в камне? Или же они выбрали вас?
— Иногда заказы бывают разными. Иногда я работаю по конкретному заданию, а иногда сам инициирую проект и предлагаю его. Монументальное искусство требует значительных финансовых вложений и связано с заказчиками. Это очень трудоемкий процесс, включающий переговоры и обычно занимающий продолжительное время. А порой я создаю произведения просто из личного желания. Работа выполняется оперативно, а затем уже следует дальнейший ход событий. Иногда я дарю свои работы.
— Я хотела бы узнать о скульптуре М.А. Булгакова, этот конкурс вспоминают все.
— Я не имею отношения к данному конкурсу.
— А что послужило источником образа писателя, парящего над рукописями?
— Процесс происходит незамедлительно. Мои идеи возникают крайне оперативно. Когда я получаю информацию по телефону, у меня уже формируется решение. Кажется, что там происходит некий внутренний механизм, который активизируется.
— И случается ли, что на следующий день появляется совершенно новая идея?
— Обычно побеждает первый. Безусловно, возникают определенные сомнения, однако впоследствии возвращаются к первоначальному решению. Это касается лично меня, я не обобщаю.
— В предыдущем интервью мы обсуждали ваш опыт в области математики.
— Звук был довольно сильным. Я посещал школу, которая оказалась для меня слишком сложной. ( Московская физико-математическая школа № 2. — Примеч. ред.)
— Вы тогда говорили: «Математика способствует развитию, независимо от желания, и это неизбежно происходит».
— Вероятно, это действительно так. Я часто с теплотой вспоминаю школу, ведь это было особенное место. Там работали замечательные педагоги и директор Владимир Федорович Овчинников, проработавший до 90 лет. У нас сложились близкие, почти родственные отношения. Преподаватели были выдающиеся – и по математике, и по литературе. Моим классным руководителем был Феликс Александрович Раскольников, который также вел уроки литературы. Мы изучали все необходимые произведения. Я успешно закончил школу, но уже в десятом классе осознавал, что это не соответствует моим интересам.
— Я слышала, что после смерти директора выпускники организовали сбор средств на памятник, который включал в себя горельеф с изображением директора, направляющегося в школу, и передали его школе.
— Я помню, что он жил в служебном жилье за углом, и оттуда, двигаясь по улице, направлялся в школу. Эта картина отчетливо стоит у меня перед глазами, и я постарался воспроизвести ее.
— В вашей работе, тем не менее, ощущается определенная связь с наукой. Пожалуйста, опишите процесс создания скульптур для здания Российской академии наук.
— Архитектор этого здания, Юрий Павлович Платонов, неожиданно предложил мне принять участие в проекте. В то время многие академики стремились получить подобный заказ, а я был молод, и он спросил меня: «У тебя есть какие-нибудь идеи?» Он не давал конкретных тем, а просто показал существующий проект. Двор уже был построен. Это был долгострой, по-моему, его возводили около 25 лет. Я подумал: раз это академия, то необходим амфитеатр, как в Греции. Я нарисовал эскизы и через два дня представил их ему.
Справка:
Для здания Российской академии наук Г.В. Франгулян создал скульптурную композицию «Аллегории пространства и времени», состоящую из восьми фигур: «Земля», «Воздух», «Вода», «Огонь» и «Утро», «День», «Вечер», «Ночь».
— Вы их за два дня сделали?
— Ну, затянул немножко (смеется). Ю.П. Платонов сказал: «Мне подходит, отправься в Грецию, тебе необходимо туда поехать». Я согласился. Я проехал по всей Греции на автомобиле, осмотрел все памятники, хотя и был с ними знаком. Просто увидел их в реальности. Затем я вернулся и создал небольшие модели — сначала из пластилина, потом из бронзы. А после — всё больше и больше. Там все фигуры высотой пять метров, за исключением одной — «Воздух». Эта фигура сидит, и если бы она встала, её высота составила бы семь метров. Если поместить пятиметровую фигуру, возникнет несоответствие. Поэтому здесь есть небольшая ошибка, но никто никогда не заметит. Они все выглядят одинаково. Это единственная тайна, секрет, который там есть.
— Это была интересная работа?
— Ну что вы! Получить такой заказ, в таком месте… Но то, что вы знаете, то, что подразумевается, это лишь фрагмент общей идеи. На углу здания, снаружи, на склоне перед Москвой-рекой должна была возвышаться внушительная символическая композиция: колесо прогресса, диск, который вращается, а ось – символы науки и техники. Высотой двадцать метров. Эта композиция казалось бы, парила бы над Москвой. Я даже разработал конструкцию, чтобы она была устойчива к ветру. И сейчас там стоит огромный облицованный куб. Это постамент для моей той скульптуры. Но Советский Союз распался, финансирование академии прекратилось и проект был приостановлен. Очень жаль, что комплекс не был завершен.
— Обидно.
— У меня накопилось большое количество нереализованных проектов. Я был бы рад взяться за них и сейчас.
— Возможно, стоит затронуть этот вопрос?
— Процесс дается непросто. Если говорить откровенно, то уже не хватает прежней физической энергии. Дух остается, но физические возможности ослабевают. Суть в том, что я не привлекаю наемных работников. Это, можно сказать, отличает меня от других. Я все делаю сам, своими руками, включая литье. В последние годы я прекратил эту практика, поскольку отравился парами металла. Я занимался литьем скульптур с 1983 года. Не каждый литейщик проводит столько лет в горячем цеху, сколько провел я.
— Что послужило причиной вашего решения о переходе к собственному литейному производству?
— Его попросту не существовало. Функционировали государственные предприятия, выполнявшие крупные заказы, однако литьё пластика было невозможно. В 1982 году я посетил симпозиум в Венгрии и был поражён простотой процесса литья, который там применялся. Я освоил эту технологию. Вернувшись домой, я оборудовал литейную во дворе и сразу же приступил к отливке крупных скульптур. Впоследствии венгры приезжали ко мне, чтобы перенять мой опыт. В целом, это стало настоящим прорывом.
Я лично изготавливал все свои работы. Здесь, во дворе моей мастерской, работали и Булат Окуджава, и Иосиф Бродский. Четырнадцать из двадцати моих памятников, установленных в Москве, были отлиты моими руками. Это довольно опасное производство. Однако, с художественной точки зрения, это единственный правильный метод, поскольку ты, даже находясь на этапе разработки идеи, уже представляешь, как это будет выглядеть. То есть, ты ощущаешь металл, как будто уже знаешь, как он зазвучит. Ты предвидишь конечный результат. Понимаете, это не просто наброски, а ты уже смотришь в будущее. А иногда там появляется что-то, за что можно зацепиться. Так было, по крайней мере. А как будет, никто не знает.
— Вы создали множество мемориальных досок. Каждая из них уникальна, отличается от предыдущих. Что привлекает вас в этой работе?
— Я проявляю интерес ко всему новому. Я создаю ювелирные изделия, которые не имеют аналогов. Это связано с моим принципом: если моя работа повторяет предыдущую, я отказываюсь от нее. То же самое касается и работ других мастеров. Поэтому все мои изделия уникальны, поскольку я не работаю над повторениями. Мне просто неинтересно создавать однотипные вещи. Важно, чтобы в любой работе была видна ваша индивидуальность, чтобы можно было распознать ваш стиль, ваш почерк. Например, «Белый город» на Белорусской. ( Объект расположен на территории бизнес-центра «Белая площадь». — Примеч. ред.) Изготовлен из нержавеющей стали, однако, очевидно, что это изделие Франгуляна. Это все, что можно сказать.
— Невозможно не вспомнить о мемориальной доске, посвященной Сергею Петровичу Капице.
— Я рад, что вы обратились ко мне с предложением создать это произведение, а не к другому художнику. В этой скульптуре я отразил огромное чувство любви и уважения, которое испытывал к Сергею Петровичу. Замысел оказался весьма необычным. Сергей Петрович прожил в этом доме (Ленинский пр., 13) 63 года – это целая жизнь, а порой и больше. Здесь он работал и жил. Поэтому я изобразил его как молодого, красивого человека, только что прибывшего сюда, и как личность, достигшую зрелости и глубины понимания своего жизненного пути. Это два портрета – от начала до конца, расположенные рядом. Скульптура, как мне кажется, проникает внутрь дома кубом, создавая ощущение иного измерения, которое необходимо почувствовать изнутри. Именно такую задачу я перед собой поставил. Как однажды сказал Сергей Петрович: «В молодости я опирался на разум, а сейчас – на красоту». Мне кажется, это замечательная, остроумная фраза, и я постарался воплотить ее в жизнь.
Справка:
Российская академия наук 14 февраля 2018 года установила мемориальную доску на доме, где жил С.П. Капица, в связи с 90-летием со дня его рождения. Светлана Владимировна Попова, многолетний продюсер телекомпании «Очевидное — невероятное» и соратник Сергея Петровича, руководила процессом создания и монтажа мемориальной доски.
— Георгий Николаевич Данелия создал замечательную доску.
— Это была целая история. Любую доску устанавливают не ранее, чем через пять лет после смерти. Сначала было сложно добиться согласия. А после того, как разрешение было получено, потребовалось еще пять лет на изготовление. Она давно была отлита и хранилась во дворе, но установить ее удалось лишь в этом году, хотя я и хотел сделать это раньше. Это была слишком яркая личность. И он хотел, чтобы я ее увековечил. Данелия спрашивал у Юрия Роста: «Представь, я уйду из жизни, а мне поставят памятник?» Юра ответил: «Боюсь, не поставят». — «А мемориальную доску сделают?» – «Ну, доску, возможно, и сделают». — «Пусть Жора сделает». У меня была идея, которая ему понравилась. Но мы не успели, он не дождался.
— Доску памяти Ирины Александровны Антоновой вы также изготавливали.
— Два памятника. Один расположен у Пушкинского музея, другой — у дома, где она когда-то жила: Покровский бульвар, 14/5. Я отстаивал возможность установить памятник у этого дома, поскольку изначально планировалось разместить его у новостройки на Ленинском проспекте, где она проживала последние годы. Мне казалось, что это было бы неуместно. С Ириной Александровной меня связывали долгие и теплые отношения. Я показывал ей свои памятники, а она, в свою очередь, организовала мою персональную выставку в Пушкинском музее. Она была для меня значительной личностью и продолжает оставаться таковой.
— Я убежден, что в школьной программе должен быть обзорный курс по истории искусств. Это сопоставимо с прослушиванием прекрасной музыки с ранних лет. Это важный воспитательный процесс. Мне посчастливилось с детства погрузиться в мир изобразительного искусства. В Тбилиси я коллекционировал открытки, посвященные передвижникам. Мне не хватало открытки с изображением картины И.Е. Репина «Иван Грозный убивает своего сына» ( название картины — «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». — Примеч. ред. ). Я тайно от всех накопил три рубля, положил их в конверт и отправил в Третьяковскую галерею с просьбой выслать мне открытку. Через пять месяцев я ее получил. Я спал с этой открыткой. Вот такая очень трогательная история.
— Вы в раннем возрасте осознали стремление стать художником?
— Изначально у меня не было никаких планов в этой сфере, просто мне было интересно. Я планировал стать физиком или математиком. В то время вышел фильм «Девять дней одного года». Мы все стремились быть похожими на Владимира Баталова, на Иннокентия Смоктуновского. Правда, я рисовал карикатуры для школьной газеты.
— Вы также упоминали, что в школе была поставлена пьеса, оформлением которой вы занимались.
— Да. Это был уже десятый класс, и мы ставили трагедию Софокла «Филоктет». Я исполнил роль Одиссея, самостоятельно изготовив краги и другие необходимые атрибуты.
— Вы сразу после школы поступили в Строгановку (Российский государственный художественно-промышленный университет им. С.Г. Строганова)?
— После школы я сразу не сдал экзамены и не поступил, так как не готовился. Сейчас я понимаю, что тогда меня не могли принять. Увидев глаза моей мамы, я осознал, что не вижу другого пути. Тогда я решил измениться: я делал по 20 рисунков в день, отказывался от походов в кино и других развлечений. И через год я поступил. Это довольно хороший результат – поступить со второй попытки в Строгановку. На соседней улице находилась мастерская скульптора Георгия Ивановича Мотовилова, и я к нему обратился. Он возглавлял кафедру в Строгановке. И он попросил меня: «Принеси что-нибудь». Я принес фигурки из пластилина, выполненные в стиле Микеланджело. Он посмотрел и сказал: «Неплохо. Возьми у меня глину, вылепи портрет в натуральную величину и принеси». Я посадил отца на кухне, вылепил его портрет и принес ему. Он спросил: «Ты раньше никогда не лепил?» Я ответил: «Никогда». — «Я тебя приму». И я к нему ходил. Он, казалось, отказывался от всего, чтобы посидеть со мной, показывал фотографии. На самом деле, он рассказал мне очень многое важное. В том возрасте, когда ты ничего не знаешь, все запоминается на всю жизнь. Он дал мне, возможно, главный ключ к моей профессии. Я до сих пор им следую: «Читай, слушай музыку, люби женщин». Это не так сложно ( смеется).
— Но вы сами никогда не преподавали?
— Я не заинтересован. У меня и так постоянно не хватает времени на собственные дела. Кроме того, это требует серьезной ответственности. Когда меня просили выступить с лекциями, я предлагал: «Давайте поступим как в старину. Предоставьте мне небольшую группу учеников – трех или четырех – в мастерской. Они будут помогать мне, и я выдам им дипломы». Однако, это предложение не было принято. И это, на мой взгляд, существенная ошибка, поскольку в неформальной обстановке, в мастерской, можно поделиться такими мыслями, которые было бы неуместно озвучивать с трибуны.
— Я хотела бы узнать о вашей работе «Стена скорби».
— Объявлен конкурс, в рамках которого было представлено 336 проектов. Это самый масштабный конкурс из тех, что мне доводилось видеть. Я не часто участвую в подобных мероприятиях, однако привлек внимание состав жюри, который показался мне весьма необычным. В итоге, я стал победителем, что стало для меня полной неожиданностью.
— А вы уже знали, как будете делать?
— Я узнал об этом через два дня. Немедленно создал эскиз. Это несложно, если умеешь правильно оценивать ситуацию. В монументальном искусстве существуют определенные задачи. Их нельзя игнорировать. Необходимо очень хорошо разбираться в архитектуре. Если вы не знакомы с архитектурой, не стоит заниматься монументальной скульптурой. Поэтому в первую очередь оценивается обстановка, а затем решение приходит само собой и тут же наполняется деталями.
— Вы помните свой первый успех?
— С самого начала мой успех был связан с крупным заказом в Советском Союзе. Мне предложили выполнить небольшую работу, однако я увидел потенциал и предложил масштабный проект. Это произошло в 1973 году. Это самый большой памятник в Сибири, который и сейчас возвышается в Новокузнецке: он включает в себя 60 фигур. Я работал над ним четыре года — в Москве не было подходящего помещения, поэтому я арендовал церковь в Калуге.
Справка:
В 1973 году Г.В. Франгулян приступил к работе над мемориальным комплексом «Бульвар героев» в Новокузнецке, сотрудничая со скульптором М.Б. Смирновым и архитектором Ю.М. Жураковым. Открытие памятника «Венок славы» состоялось в 1977 году. Этот монументальный комплекс включает в себя квадратный фриз, расположенный на столбах высотой 2,5 метра. Фриз украшен семнадцатью высокими горельефами, изображающими композиции «Агрессия», «Бой», «Пьета», «Призыв», «Танковая атака», «Освободители», «Встреча», «Герой», «Парад победы.
— У вас огромный список сделанных работ…
— …и огромное количество нереализованных проектов. Я очень много хотел бы сделать, доделать. Но грех жаловаться, что-то все-таки сделал. В Венеции стоит только одна работа современного художника — и она моя.
— «Ладья Данте»?
— Мне уже исполнилось 18 лет. Затем последовал заказ на изготовление распятия для церкви Сан-Франческо в Равенне, где захоронен Данте. В Брюсселе, Бельгия, установлен мой памятник Пушкину, а в Антверпене – памятник Петру I, который входит в число десяти главных местных достопримечательностей.
— Последняя моя работа в Москве — спектакль «Великий князь»?
— Изначально, около восьми лет назад, этот проект планировался несколько иначе. ( На площади возле станции метро «Третьяковская» возведен памятник великому князю Сергею Александровичу Романову и великой княгине Елизавете Федоровне. — Примеч. ред .) Потом меня попросили добавить религиозные мотивы. На мой взгляд, первоначальный вариант был более удачным…
— Вы считаете себя новатором?
— Не стоит завышать свою значимость, важнее всего – труд. Пусть потом оценивают. Что подразумевается под словом «новатор»? Я уверен в своей честности, не заимствовал ни у кого идей, и прекрасно знаком с историей искусств. Именно она служит моей основой, все мои работы берут начало оттуда. Любые инновации проистекают из нее. Тому, кто осознал это и прошел через это, открыты все возможности в любом жанре. Ведь фундаментальные законы остаются неизменными, будь то абстрактная скульптура или реалистическое искусство. На самом деле, если говорить о серьезном искусстве, я в последние годы все больше к нему склоняюсь, поскольку современные темы не вызывают у меня особого интереса. А пластические идеи, пластические находки отражают мое внутреннее состояние.
Фотографии и эскизы работ любезно предоставлены Георгием Вартановичем Франгуляном.