Наука ― рискованное дело. Интервью с академиком Александром Асеевым о судьбах руководителей Сибирского отделения РАН

Научная работа ― это риски: долгий труд без гарантированных результатов фундаментальных исследований, «долина смерти», в которой могут навсегда остаться перспективные разработки, возможные конфликты с административными структурами, если ученый не только ведет исследования, но и занимается организацией науки. Примеры тому ― личности руководителей Сибирского отделения Российской академии наук с его основания в 1957 г. и до второй половины 2010-х гг.

Об этом рассказывает в книге «Судьбы председателей» академик Александр Леонидович Асеев, председатель СО РАН в 2008–2017 гг., физик, один из крупнейших российских специалистов в области полупроводников.

Александр Леонидович АсеевФото: Елена Либрик / «Научная Россия»

Александр Леонидович Асеев

Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

― Сибирская наука достаточно молода; в частности, Сибирское отделение РАН  организовали меньше 70 лет назад. Какие важные этапы его развития вы можете выделить и охарактеризовать в целом? Когда читаешь ваши книги, складывается впечатление, что сибирская наука всегда была чуть более творчески свободна …

― Сибирское отделение РАН было образовано в 1957 г. Его создание связано с определенными этапами развития страны.

До создания СО РАН вся наука была сосредоточена в Москве, Ленинграде, частично в Казани и Свердловске. При этом многие ученые были обеспокоены ситуацией холодной войны, в том числе и основатели Сибирского отделения М.А. Лаврентьев, С.А. Христианович и С.Л. Соболев. По воспоминаниям, даже жены этих академиков говорили: «Москву будут бомбить. Надо спасать семьи и науку»… Так родилась идея создания научного центра, отдаленного от столицы. Само время тогда ставило задачи, связанные с обороной и безопасностью.

Кроме того, в период холодной войны Советский Союз оказался в научной изоляции и естественный вектор развития был направлен на освоение Сибири. Еще М.В. Ломоносов говорил: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке». Одна из первых целей, поставленных Петром Великим, состояла в том, что академия должна решать общегосударственные задачи силами отечественных ученых.

300 лет назад в Европе на высоком уровне были развиты физика, математика, химия… Государь тогда определил необходимость создания российской науки такого же высокого уровня. В результате были организованы масштабные экспедиции на восток: изучение Сибири Даниэлем Мессершмидтом, камчатские экспедиции Витуса Беринга с академиками Г.Ф. Миллером и И.Г. Гмелиным в их составе, затем экспедиции академика Петра Симона Палласа и Н.М. Пржевальского на юг Западной Сибири. То есть восточный вектор деятельности академии наук был определен с ее основания 300 лет назад.

До основания СО РАН за Уралом была развита добыча ресурсов и были созданы комплексы гидроэлектростанций: в Сибири появилось колоссальное количество дешевой и доступной электроэнергии. Но наука по-прежнему оставалась в Центральном регионе. Тогда в создании Сибирского отделения сыграли роль личные отношения первого председателя СО РАН М.А. Лаврентьева и Н.С. Хрущева.

Дело в том, что М.А. Лаврентьева не с первого раза избрали в Академию наук СССР, но пригласили в Академию наук Украинской ССР, где он возглавил Институт математики. В то время Н.С. Хрущев был первым секретарем украинского обкома партии. Он с большим уважением относился к М.А. Лаврентьеву, и, когда было сформировано предложение по развитию науки в Сибири, согласился с ним, хотя и выражал сомнение, что кто-то из ученых готов поехать в эту каторжную Сибирь.

Конечно, с кадрами была проблема — и набор объявили по всей стране. В итоге согласилось много людей, которые не видели возможностей карьерного роста в Центральном регионе. Они поехали в Сибирь, чтобы отличиться, им предоставили жилье, были построены Академгородок и научный центр.

С первых шагов организации Сибирского отделения АН СССР М.А. Лаврентьев провозгласил основным принципом мультидисциплинарность наук. И при проектировании Академгородка было принято гениальное решение о создании центрального проспекта, ныне носящего имя М.А. Лаврентьева, на котором собраны научные институты абсолютно разных направлений ― от математики, физики, химии, биологии вплоть до медицины и гуманитарных наук. В результате сложилась уникальная атмосфера, в которой ученые встречались не только на официальных мероприятиях, семинарах и научных конференциях, а общались постоянно, дружили семьями. Научные проблемы обсуждались буквально на кухнях. И именно такая обстановка стала основой стремительного развития Академгородка.

Но в результате это же стало и причиной возникновения определенных проблем, в том числе и для М.А. Лаврентьева. В начале 1960-х гг. появилась молодежная организация «Факел», в основном занимающаяся досугом, спортом и культурой. Но выяснилось, что комсомольская организация могла заключать договоры на выполнение работ с крупными предприятиями, чем молодые специалисты активно пользовались. То есть днем они работали на фундаментальную науку, а вечером занимались прикладными исследованиями, за что получали хорошую прибавку к зарплате. А это вызывало большое неудовольствие фискальных органов. М.А. Лаврентьев, с одной стороны, не мог идти против сложившейся финансово-бюрократической системы, но с другой ― понимал, что наука не может развиваться иначе, и молча поддерживал «Факел». Это вызвало серьезное напряжение отношений с центральной властью.

Еще больше ситуация обострилась после критики М.А. Лаврентьевым проектов строительства Нижне-Обской ГЭС и целлюлозно-бумажного комбината на берегу Байкала. Производство начало отравлять озеро, и М.А. Лаврентьев горячо выступал против. В тот же период формировалось молодежное свободолюбивое общество Академгородка, был открыт клуб «Под интегралом». Туда приезжали барды, начали звучать критические в адрес советской власти песни. Все это тоже поставили в вину М.А. Лаврентьеву. 

В результате ему сказали: «Михаил Алексеевич, поступило уже столько жалоб, что ЦК решил тебя снять». И это все несмотря на то что М.А. Лаврентьев создал Академгородок, вошел в историю и был прекрасным ученым. Со временем его фигура стала канонической, сложилось представление, что он был безгрешен перед властью и пользовался абсолютной поддержкой. Но в Академгородке знают, что это не так. Когда я стал председателем СО РАН и начал анализировать историю отделения, то понял: правда жизни сильно отличается от официальных источников. Это и стало движущей силой для написания книги о судьбах председателей Сибирского отделения.

Книга А.Л. Асеева «Судьбы председателей»Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

Книга А.Л. Асеева «Судьбы председателей»

Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

На записи интервью с А.Л. АсеевымФото: Елена Либрик / «Научная Россия»

На записи интервью с А.Л. Асеевым

Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

Книга А.Л. Асеева «Судьбы председателей»Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

Книга А.Л. Асеева «Судьбы председателей»

Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

― Говоря о М.А. Лаврентьеве в контексте современности: в последнее время часто вспоминают сформулированную им идею о необходимости единства фундаментальной науки, образования и производств…

― Да, это «треугольник Лаврентьева», о котором начали много говорить. В 1990-е гг. наука оказалась невостребованной. Президент РАН Г.Я. Красников говорит: «Сформировалось такое чувство, что мы оказались в супермаркете, где все можно было купить, включая и науку». Таким образом, 30 лет назад мы отошли от принципов, заложенных Петром Великим, но сейчас, когда происходят события, связанные с СВО, все вернулось на свои места. Наука востребована как никогда, и президент В.В. Путин прямо сказал, что великая страна должна иметь великую академию наук. Это бальзам на душу.

М.А. Лаврентьев в годы председательства много делал для того, чтобы широко внедрять результаты науки в производство. Он много работал с отраслевыми министерствами, добывал деньги на прикладные исследования и оборудование. Более того, он создал «пояс внедрения»: был построен комплекс зданий НИИ, которые находились под общим управлением министерствами, академией и Сибирским отделением. Но, к сожалению, М.А. Лаврентьеву не удалось решить эту проблему. В Советском Союзе у каждого промышленного предприятия была неприкосновенная строка расходов на науку. То есть вне зависимости от состояния производства на исследования обязательно должен был быть выделен определенный процент. За счет этого наука и финансировалась. Но М.А. Лаврентьев же первым и понял, что результаты науки не всегда соответствуют ожиданиям и вложенным бюджетным средствам. То есть ситуация с финансированием науки отличается от ситуации в промышленности, где вложенные бюджетные деньги должны давать гарантированный результат.

Наука ― это очень рискованный образ деятельности, и это одна из мыслей, которую я отразил в книге «Судьбы председателей». Начиная научную карьеру, человек очень рискует. Сейчас про это не пишут. Сформирован образ ученого, в котором отражены награды, премии, успехи. Но человек может всю жизнь посвятить науке и ничего не добиться: возможно, выбрал не то направление, или вмешались внешние условия, или не хватило таланта… Более того, в год 300-летия РАН уместно вспомнить академика Г.В. Рихмана, который погиб в 1753 г. от удара шаровой молнией при исследовании грозовых явлений в атмосфере, бактериолога и эпидемиолога В.А. Хавкина, на себе испытывавшего вакцины от холеры и чумы. В годы моей молодости чрезвычайно популярен был фильм «Девять дней одного года», в котором ученые-физики заболевают от лучевой болезни. Во времена, когда я был школьником и студентом, в газетах и журналах были публикации о том, как в тайге заблудились геологи, как на экспедицию напал медведь, как кто-то из ученых погиб на переправе через таежную реку или замерз в непроходимой тайге. Физики ставили эксперименты с высокими напряжениями, что тоже иногда заканчивалось летально. Об этом сейчас не пишут, но надо понимать, что наука ― действительно рискованное занятие и для жизни, и для карьеры, а конкуренция в ней просто огромная. Поэтому и не было особого желания рисковать бюджетными средствами…

― То есть путь от внедрения фундаментальных научных результатов до производства определенной продукции ― это не быстро и не просто? 

― Конечно, это очень сложная задача. И сейчас государство должно уделять науке больше внимания, при этом привлекая бизнес. Это было отражено в речи президента РФ В.В. Путина во время празднования 300-летнего юбилея РАН. Есть такое понятие — «долина смерти». Это этап на пути исследований к внедрению разработок в производство, на котором останавливаются большинство инициатив и людей, занимающихся разработками. Многие после неудачи вынуждены бросить науку и уйти в другие сферы.

Как раз на примере судеб председателей Сибирского отделения РАН, в том числе и на своем примере, я хотел показать, что наука — не такое уж «белое, пушистое» и триумфальное занятие, каким кажется со стороны. Это тяжелый и опасный труд.

И здесь же заложена вторая мысль: ученый, для которого приверженность научной истине стала абсолютным приоритетом и который идет в администраторы (и судьба М.А. Лаврентьева тому пример), рано или поздно превращается в невольного оппозиционера действующей власти.

― Быть ученым и одновременно организатором науки сложно? Что вы можете сказать, опираясь на свой опыт?  

― Это практически невозможно совмещать. Сейчас я смотрю на президента РАН Г.Я. Красникова: как глава академии он занимается развитием и гуманитарных наук, и математики, и биологии… Но заниматься всем одновременно невозможно просто физически, поэтому так важно собрать команду с общими целями. И это у действующего президента РАН получается. Могу сказать, что и у меня в период председательства это тоже получилось в определенной степени: я собрал команду единомышленников. Но при этом были люди, которые не хотели заниматься решением проблем организации науки и подходили к вопросу с позиции «Мы ученые, нам обязаны».

Кстати, такая иждивенческая позиция абсолютно неприемлема на Западе. Там любой профессор постоянно занимается поиском грантов, и самое страшное в их условиях ― обзавестись репутацией лузера и остаться без финансирования. К таким ученым перестают идти студенты, они не получают оборудование.

И эти риски как раз проявляются при сочетании науки и отношений в административной системе. Ученым, занимающимся администрированием, необходимо всячески помогать. И я вижу, что эту проблему начали признавать на самом высоком уровне.

Александр Леонидович АсеевФото: Елена Либрик / «Научная Россия»

Александр Леонидович Асеев

Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»

― В книге вы отражаете периоды и высочайших достижений председателей СО РАН, и упадка их карьеры, что характерно для каждого из них. Интересно, что периоды упадка связаны как раз с их организаторской деятельностью…

― Совершенно верно. Пример второго председателя СО РАН Г.И. Марчука: он решил практически все проблемы, с которыми не удалось справиться М.А. Лаврентьеву. Он вошел в правительство, стал председателем Госкомитета по науке и технике, был поддержан высшим руководством. Он был блестящим математиком и очень много сделал для развития информационных технологий и вычислительной техники.

И одновременно ему уже как президенту АН СССР выпало самое страшное испытание: пришлось сыграть роль могильщика Академии наук СССР, одной из лучших научных организаций мира. Он занимал резко отрицательную позицию по отношению к ликвидации академии и считал, что она должна быть преобразована в Академию наук стран СНГ, ведь в союзных республиках была очень сильная наука. Но около 30 лет назад было принято другое решение и была организована Российская академия наук.

― Возвращаясь к истории Сибирского отделения РАН. На какой период выпали самые непростые времена?

― Конечно, самые сложные испытания выпали третьему председателю В.А. Коптюгу. Это период перестройки и развала Советского Союза. Бюджетное финансирование одномоментно упало во много раз. В книге описано, как В.А. Коптюг в попытке добыть финансирование провел день в приемной министра финансов, но его не принимали. Тогда он сделал отчаянный шаг: позвонил в ООН и попросил тогдашнего председателя Бутроса Бутроса-Гали связаться с правительством России. Конечно, после этого его приняли, но затем просто уничтожили как человека и организатора науки. Он много времени проводил в столице, но эффекта от этой работы было все меньше и меньше.

Однако именно В.А. Коптюг предложил такие формы организации работы, как интеграционные проекты, контракты с научными сотрудниками, центры коллективного пользования. То есть уникальную технику и коллективы сделали достоянием всех институтов, эта система оказалась очень эффективной и используется до сих пор.

― А какой из периодов можно назвать расцветом СО РАН?

― Таких периодов было несколько. Это и первые годы отделения под председательством М.А. Лаврентьева, и период Г.И. Марчука. Стремительное развитие было и в начале 1980-х. гг., когда В.А. Коптюг только стал руководителем отделения. Потом настал сложный этап 1990-х гг. Ситуация стабилизировалась только к середине 2000-х гг., когда улучшилась экономическая ситуация в России в целом. Тогда руководителем Сибирского отделения был Н.Л. Добрецов. Могу сказать, что хорошие результаты в развитии новых технологий, таких как квантовые и нанотехнологии, в области обороны и безопасности отделение показывало и во время моего председательства.

― Можно говорить, что относительно недолгая история Сибирского отделения и ее председателей характеризует историю развития российской науки в целом?

― В определенной степени да, и это же побудило меня написать книгу. Я хотел, чтобы люди поняли, каким трудом добываются научные результаты и как все происходило в действительности. И если оглядываться на историю, то таких примеров очень много.

Например, М.В. Ломоносов, которого долго не подпускали к экспериментам из-за незнания немецкого языка. Несмотря на определенное противодействие, он освоил фундаментальные науки и открыл атмосферу Венеры. В области приложений он создал технологию получения цветного стекла и писал оды во славу императрицам.

Показательна и судьба Н.И. Вавилова: он был основоположником генетики, так что к нему приезжали учиться англичане, французы, американцы… Но его оклеветали и посадили в тюрьму за якобы крупные траты государственных средств на составление коллекции генетических материалов. А на ней основана вся генетика, и до сих пор коллекция остается уникальной.

Весьма красноречив и пример С.П. Королева. Когда я узнал настоящую историю его жизни, то мне долгое время было очень плохо… Он получал финансирование на создание ракетного вооружения, но как ученый смотрел дальше и потратил часть средств на исследования ракет для межпланетных полетов. За это его отправили на Колыму, где выживаемость заключенных в то время стремилась к нулю.

Все это примеры научных рисков, которые растут при расширении фронта научных исследовании и дальнейшей социализации науки. Я в качестве примера взял судьбы председателей Сибирского отделения РАН и описал в книге.

― Планируете выпускать другие книги об истории сибирской науки?

― Думаю вместе с моим защитником, адвокатом Г.А. Шишебаровым, подготовить книгу с обзором нарушений законодательства и судопроизводства при необоснованном возбуждении уголовных дел против ведущих ученых СО РАН недобросовестными так называемыми общественниками, сотрудниками силовых структур, следователями и судьями, некоторыми членами РАН из нынешнего руководства СО РАН для предотвращения имеющих место случаев карательно-репрессивных действий в отношении ученых, успешно работающих по выполнению задач развития науки и высоких технологий в нашей стране. 

Другая задача ― превращение подготовленного мною востребованного учебного пособия на актуальную тему «Полупроводники и нанотехнологии» в полноценный учебник, имея в виду подготовку специалистов в области физики полупроводников, современной микро- и наноэлектроники, элементной базы технологий искусственного интеллекта.

А что касается истории сибирской науки, выпуская книгу «Судьбы председателей», я хотел, чтобы люди поняли реальности жизни, цену достижений и помнили об этом, начиная путь в науке.

 


Источник