Правительство объявило о создании комиссии по развитию водно-хозяйственных комплексов бассейнов Волги и Дона. О проблемах, которые будут стоять перед этой комиссией, беседует специальный корреспондент «Интерфакса» Вячеслав Терехов с членом-корреспондентом РАН, научным руководителем Института водных проблем РАН Виктором Даниловым-Данильяном. Первая беседа посвящена проблемам Дона.
Как живешь, Дон?
— Дон уже нельзя назвать полноводным. Теперь его проблемы будет решать правительство страны. Какие они?
— Дон! Здесь проблем сложных и даже опасных достаточно много! Дело в том, что водоносность этой реки уменьшается по крайней мере три десятилетия. Вначале мы думали, что это связано в основном с антропогенными причинами (факторы, возникающие по вине человека — ИФ). Но несколько лет назад были проведены очень тщательные исследования, которые показали, что это не так. Антропогенный фактор, конечно, имеется, и пренебрегать им ни в коем случае нельзя, но главная роль принадлежит все-таки природным условиям, то есть изменению климата.
И вот почему: бассейн Дона целиком расположен в зоне сухих и обычных степей и лесостепи. Во всех этих трех зонах количество осадков уменьшается. Оно растет лишь в лесной зоне, но бассейн Дона, в отличие от Днепра или Волги, тем более от рек бассейна Северного Ледовитого океана, с лесной зоной почти не пересекается. Поэтому у Дона природные причины становятся доминирующими, хотя, конечно, негативное воздействие антропогенных факторов нужно по возможности уменьшить.
— Природу мы изменить не можем, но антропогенный фактор нам может быть подвластен. И как его устранить?
— Сам фактор устранить не получится, но ослабить его негативное воздействие на Дон и природу вообще необходимо. Для этого нужно прежде всего привести в полный порядок водное хозяйство на Дону. Оно должно развиваться, учитывая те закономерности, по которым сейчас живет Дон и будет жить в будущем. Однако сегодня водное хозяйство там находится в достаточно плачевном состоянии. Но необходима и экологизация всего хозяйства, более того — нашего образа жизни.
— Что имеется в виду под плачевным состоянием?
— Много разных причин так считать. Одна из них касается невозможности в летний период развивать судоходство по Нижнему Дону. Воды не хватает для того, чтобы там могли ходить тяжелогрузные суда. Именно они являются наиболее экономически эффективными для транспортировки грузов. Но для них нужна глубина не меньше четырех метров, а она не обеспечивается. Чтобы ликвидировать эти препятствия, сооружается Багаевский гидроузел на Нижнем Дону. Этот объект, если он будет построен, решит проблему судоходства: он создаст там подпор (благодаря плотине — ИФ), что обеспечит судоходство в полном объеме по верхнему бьефу (часть реки или водохранилища, примыкающая к гидротехническому сооружению — ИФ). При плотине, как всегда, будут шлюзы, и, соответственно, глубины будут достаточны для судоходства. Всякие углубительные работы не дадут искомого результата, потому что уровень воды «сядет» на столько же, на сколько вы углубите дно. Все это вполне надежно рассчитывается по моделям на современных компьютерах. Мы умеем считать все варианты, но, к сожалению, нас не всегда спрашивают. А если спрашивают, мы даем вполне определенные ответы на эти вопросы.
Все та же проблема: хвост вытянули, нос увяз!
— Багаевский гидроузел решает все проблемы. Так?
— Не совсем. Он решает вопрос судоходства. Но одновременно создает другие и очень важные проблемы. Так уж устроен мир: одно решаем, другое нарушаем. Во-первых, будет происходить затопление территорий, хотя и не слишком большие участки. Это — потеря очень ценной земли, и надо посчитать, оправдана ли она с экономической точки зрения. Причем рассчитывать надо по возможным сценариям будущего развития, а не по нынешним ценам. Вторая проблема, конечно, связана с переселением людей с затопляемых территорий. Количество переселяемых людей небольшое, и вполне возможно, что они останутся довольны новыми условиями, если об этом позаботиться, но это, конечно, тоже затраты. И, наконец, речь идет о влиянии на экологию.
— Каким образом?
Экосистема включает два фактора: биотические и абиотические компоненты. Биотические — это живые компоненты, к ним принадлежат растения, животные, грибы, микроорганизмы. Абиотическая среда — это совокупность компонентов неживой природы, входящих в экосистему. Причем оба находятся в полной взаимозависимости: изменение даже одного из них влияет на состояние всей экосистемы.
— Это затопление изменит экосистему, и явно в худшую сторону. Надо иметь в виду, что экосистема создается тысячелетиями. Она живет во внешней, так называемой абиотической, среде, и находится с ней в равновесии. Вся окружающая среда, которую мы видим сегодня, это результат взаимодействия двух факторов в экосистемах.
Таким образом, вполне естественно, что если происходит заполнение водохранилища, то меняется микроклимат в округе — это раз. Непременно поднимется уровень грунтовых вод. При этом подъем может вызвать вторичное засоление почвы. В общем, возникает множество факторов, которые влияют на экосистему, и меняется, соответственно, сама абиотическая среда. Утрачивается равновесие двух факторов экосистемы, что приводит к ее изменению. Надо иметь в виду, что изменение экосистемы практически никогда не ведет к ее улучшению в экономически осязаемом будущем. Как минимум, на пару сотен лет она станет «хуже» из-за утраты равновесия, сократятся биоразнообразие и биопродуктивность.
А овчинка выделки стоит?
— Тогда, естественно, возникает вопрос: стоит ли, как говорят, овчинка выделки?
— Вот это и есть вопрос вопросов. Однозначного ответа на него нет. Официально стройка началась, но в какой степени она технологически продвинута, этого, к сожалению, мы сейчас не знаем.
— Все-таки водохранилище решит проблему судоходства?
— Да, проблему судоходства оно решит, но, как говорят, есть нюансы, и они значительные. Его польза не безусловна. Например, для улучшения водоснабжения оно существенного значения иметь не будет. С точки зрения рыболовства позитивной роли она, естественно, сыграть тоже не сможет. Больше того, на Дону и так проходные рыбы уже практически не появляются, а тем, которые все еще ходят, путь будет осложнен. Оросительные системы существуют (некоторые, правда, бездействуют) и без этого водохранилища, и вряд ли оно поможет развитию мелиорации. В принципе, гидромелиорацию надо переводить на другую техническую основу, то есть на подземное капельное орошение. Это, соответственно, сократит расход воды, сократит потери воды на Дону.
Так что, во всех вопросах, которые касаются крупного гидротехнического строительства, независимо от того, с какими целями оно планировалось, возникает такой букет проблем, что для их решения требуется системный подход.
А что происходит у нас? А у нас поручают решение всех проблем какому-нибудь узкоспециализированному «гидропроекту». Но он решает свои узкие гидротехнические вопросы. Он, естественно, не может заниматься решением всего комплекса проблем, потому что у него нет таких специалистов. Ясно, что узкоспециализированная организация не только не видит дальше своего специализированного «носа», но и не хочет видеть.
— Тогда в Академии наук должен быть институт, который аккумулировал бы предложения от всех этих узкоспециализированных организаций. И, объединяя их, вырабатывал комплексный подход.
— Такого института, к сожалению, у нас нет. Подобные научные консорциумы можно было бы запросто создать, так как база для этого в Академии наук есть, но мы так не работаем. Дело в том, что на такую работу нет потребителя в системе власти.
То чего у нас нет, у других есть и хорошо работает
— А есть примеры, где такие консорциумы работают?
— Есть. Возьмите, к примеру, Рейн. Известно, что его называли «клоакой Европы». Его почистили, хорошо почистили. Вот для этого там, в Европе, были созданы именно такие системы, консорциумы, которые объединили научные силы, строительные, и, естественно, системы мониторинга, контроля, и так далее, причем с участием четырех стран (Германия, Австрия, Швейцария, Нидерланды – весь бассейн Рейна). И факт налицо. Конечно, река не стала идеальной, и ее состояние отличается от того, какое видели Генрих Гейне или Рихард Вагнер, но оно по гидрохимическим показателям на один-два порядка лучше того, что было в 70-е годы.
А вот другой пример: Великие озера Северной Америки. Загажены были до последней степени, ценная рыба вся фактически перевелась, сплошное цветение сине-зеленых водорослей. Нашлись в США и Канаде люди и силы, которые взялись за системную разработку этой проблемы. Они учитывали проблемы сельского и жилищно-коммунального хозяйств, состояние промышленности, гидрологию, экологию, все что нужно. В результате вода стала по качеству приличной, цветение прекратилось, экосистему восстановили, хотя, может быть, и не до такого уровня продуктивности, как было раньше. Во всяком случае, ее состояние можно считать нормальным.
У нас такие проблемы есть и на Дону, и на Волге, на Байкале, на Оби с Иртышом, на Ладожском озере, и в районе Чудского озера. И можно привести сколько угодно примеров для такой работы в нашей стране. Но мы так не умеем, к сожалению.
— А при Советском Союзе такая системы была?
— Попыткой системно подходить к решению долгосрочных проблем развития страны вполне можно считать Комплексную программу научно-технического прогресса, над которой работали в 80-е годы в СССР. Но, если говорить об экологической практике в Советском Союзе, то в первую очередь надо вспомнить о строительстве Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Это пример того, что и тогда никакого системного подхода к решению конкретных экологических проблем не было.
Что касается тех мер, которые надо принимать на Дону, то речь, прежде всего, должна идти о развитии самого водного хозяйства. Впрочем, это относится практически ко всем рекам, потому что причины, по которым возникает необходимость вмешательства, могут быть разные, а меры для устранения недостатков нужны почти одни и те же.
Сколько взял воды у реки, столько и верни ей?
— Какие меры нужны?
— Во-первых, нужно чистить сбросы. Если сбросы грязные, содержат фосфор и азот, то начинается цветение, усиливается зарастание высшими водными растениями — это те, которые видны невооруженным глазом, и так далее. Все это ухудшает качество воды, а в конечном счете приводит и к сокращению водности. Нужно принять целый ряд полезных мер, чтобы сократить безвозвратное потребление воды. Далеко не вся забранная вода, пусть даже и «обогащенная» загрязнениями, возвращается назад, в водный объект, из которого ее взяли. Главный водопользователь с большими безвозвратными потерями воды – сельское хозяйство. Это и ЖКХ, и тепло- и атомная энергетика.
Перспектив для серьезного снижения безвозвратного водопотребления в энергетике в близком будущем не просматривается. Там треть забираемой для охлаждения воды испаряется. А это огромные величины. Энергоблок мощностью в один гигаватт (миллион киловатт) требует одного кубокилометра воды в год, то есть миллиарда кубометров, из них треть не возвращается в реку. А в атомной промышленности забор воды в полтора раза больше. Нас успокаивают рассказами, что научно-технический прогресс должен, в конце концов, создать охладительные системы, не требующие такого количества воды, а может быть, и вообще безводные. Но пока это все скорее мечты. И термоядерная энергетика потребует столько же воды на единицу генерирующей мощности, сколько нужно для АЭС.
Пора говорить о нервозности водного режима!
— И опять тупик?
— Не будьте таким пессимистом! Практически все остальные водоемкие отрасли имеют резервы для сокращения потребляемой воды. Это касается, прежде всего, жилищно-коммунального и сельского хозяйства, где новые технологии гидромелиорации позволяют сократить безвозвратные потери воды.
В промышленности эти резервы есть, но они не такие значительные. Коммунальное хозяйство у нас в безобразном состоянии, там огромное количество воды просто теряется по дороге к потребителю: водопроводы худые, вода выбрасывается на поверхность или поднимается благодаря капиллярным эффектам и, опять-таки, испаряется. Во всяком случае, в теплое полугодие нашего климата. Все это и многое другое — неэффективные потери.
А лесное хозяйство? Лес у нас обычно рубят как попало, абсолютно не задумываясь о последствиях для гидрологии, да для экологии в целом. О необходимости прекратить сплошные рубки и перейти на выборочные говорят уже три десятилетия. Выборочные рубки полностью сохраняют экосистему, а что остается после сплошных? На такой «пейзаж» просто больно смотреть. Все это, естественно, неблагополучно сказывается на водном режиме. Иногда вырубка может приводить к росту водности, в иных случаях — наоборот, все зависит от условий. Но в любом случае это раскачка водного режима, вызывает его «нервозность». Сейчас стали говорить о нервозности климата, но и она, и многое другое приводит к нервозности водного режима.
Конечно, это усугубляется и долговременными тенденциями климатических изменений: рост осадков зимой, их уменьшение летом. Так что членам комиссии есть о чем подумать и все взвесить!
Мы говорили о проблемах Дона, которые, возможно, будут затрагиваться на заседаниях правительственной комиссии. В следующем материале разговор пойдет о Волге-матушке реке.
Фото на превью: Александр Моклецов / РИА Новости